Писатель состарился. Ему восемьдесят. Он немного смущается и славы, выпавшей на долю его прозы и стихов, и своей старости. Его способность к суждению притуплена его собственной глубокой уверенностью в себе и одобрением со стороны света. Но притуплена не до конца. Он сознает, что, хотя у него много записных поклонников, есть и те, кто к нему довольно холоден. Кое-кто из молодых вовсе не так уж восхищен его вещами. Он и эти молодые принадлежат к разным школам, и стиль у них разный. Они иначе думают и, что важнее, иначе пишут. Старый мастер читает и добросовестно штудирует их писания – и находит, что пишут они хуже, чем он: он считает, что новая школа уступает его собственной – или, по крайней мере, не превосходит ее. Он думает, что, стоит ему захотеть, и он смог бы писать в этой новой манере. Но, разумеется, не сразу. Понадобилось бы восемь-девять лет, чтобы проникнуться духом нового стиля, – а ведь он может вот-вот умереть.

Порой он презирает все эти новшества. Разве это серьезно? Какая-то горстка юнцов, которым он не по вкусу! А восхищаются им миллионы! Но он чувствует, что лжет самому себе. Ведь и он начинал так же. Он был одним из полусотни юношей, основавших новую школу: они писали в ином стиле и изменили мнение миллионов, прежде чтивших нескольких старших и нескольких старых мастеров. Их победе сильно способствовало то, что старики умерли. Из этого старый писатель делает вывод, что искусство с его модными поветриями, столь быстро сменяющими друг друга, – вещь тщетная. Разумеется, творения этих юнцов окажутся столь же преходящими, как и его собственные, – но его это не утешает.

Он думает и размышляет еще, и с горечью заключает, что Энтузиазм и Поэтичность любого писателя начинают казаться странными, а то и смешными, едва проходит 40 или 50 лет. Может быть – есть надежда – они перестанут быть смешными и странными, когда пройдет еще 50 или 200 лет, – тогда из démodés ⁽¹⁾ они превратятся в старинные.

Его охватывает сомнение в том, не были ли излишними и чересчур отвлеченными многие его критические суждения. Те писатели, кого он критиковал, когда был молод, те, кому он пришел на смену, – быть может, он бранил их потому, что не понимал, – не в недостатке гениальности дело, а в том, что способность к пониманию подтачивается обстоятельствами момента, или, вернее, модными поветриями. Его критика внешне совершенно походила на то, как его самого критикует нынешняя молодежь. Он не переменил своего мнения – по крайней мере, в большинстве случаев. Он и сегодня бранит тех старых мастеров, которых бранил 30 лет назад. Но, разумеется, это не доказывает, что критика его справедлива. Это доказывает, что в душе он все тот же юноша, что и тогда.

Между 1894 и 1906 гг.
————————————————
[1] Устаревших (фр.)