Сократ Шаркиев

Логика грамматики

Известен ряд средневековых споров по поводу того переводимы ли языки. До последнего времени в Великой отечественной философии к ним снисходительно применялся термин: схоластика, заведомо уничижительного оттенка. Между тем именно эти споры, равно как и парадоксы Зенона или же антиномии Канта – всегда являются оселком философии, о который оттачивает себя философская мысль любой современности. Я хочу порассуждать лишь об одном знаменитом споре, и может быть не столько в роли рефери, сколько быть может подбросить несколько новых сучьев в подотлевший костёр.
Этот спор приключился между Абу Бишром Матта и Абу Саидом аль Сирафи – средневековыми арабскими мыслителями. Тезис Матта был прост: Логика есть инструмент для различения изречённой мысли от неизречённого. И другой: Для всех наций дважды два есть четыре. Аль Сирафи же противопоставил этому большую сложность, как бы мы сказали сегодня, дискурса, обусловливая использование речи и логики грамматикой, звуками или фонетикой, правильностью выражений, правильностью флексий, повествованием, вопросом, восклицанием, просьбой, воззванием и т.п. и т.п., то есть всем тем, что и есть язык, который по его выражению принадлежит к определённому региону категориями подобия и схожести. Чуть упростив его мысль, можно сказать, что логика не универсальна, а зависима от того или иного языка, плюс она не покрывает тот или иной язык целиком. являясь лишь частью дискурса.

Я думаю, этих упрощённых тезисов достаточно, чтобы не только нащупать предмет спора, но и оживить в своей памяти саму тематику и вспомнить быть может множество других споров в других философских традициях на тот же самый предмет и оттенить эту схему огромным числом философских нюансов. Вот и весь контекст моих дальнейших рассуждений и дальше я чувствую себя вольным рассуждать о том, о чём я замыслил рассуждать.

1.

Недавно совершенно случайно мне попались в руки перевод романа А.Магди “Железная дорога” на узбекский язык и опять же сокращённый перевод Библии на тот же самый узбекский язык. Начну свои рассуждения с них. Надо сказать, что я отбрасываю в сторону тот факт, что как пишет в предисловии к русскому изданию романа А.Магди – Х.Исмайлов, роман был написан на узбекском и переведён на русский. Так что получается, что перевод романа на узбекский, которым я обладаю – на самом деле уже перевод перевода. Бог с ним, мои рассуждения действительны лишь на отрезке между русским и узбекским вариантами романа. То есть я принимаю русский перевод за оригинал и сравниваю его с узбекским переводом. Хотя, конечо, обладай я самим узбекским, кстати будто утерянным, оригиналом это бы возможно обогатило мои суждения ещё на один уровень.
Но к делу. Вот начало русского варианта романа по журналу Звезда Востока.
...Летом чайхана выносилась под огромные пристанционные серебристые тополя, на которые собственно и направлялась железная дорога в прошлом веке. Установили пяток суп и тем летом, когда началась война. Правда, всё меньше народу оставалось под тенью тополей, старые ушли на фронт, новый Гилас из раненных и пришлых ещё не собрался. Разве что Умарали-судхор, поравившийся в довоенной тюрьме на пуд – годный к тюрьме, но не годный потому к строевой, затем Толиб-мясник – тогда ещё, как в отместку Умарали, столь худой, что люди изредка доверяли ему распределять карточное мясо – дескать, не съест, хотя подслеповатая Байкуш уже тогда пустила навет, мол, как он прокормит нас, когда себя содержать не умеет... На рассвете под тополями появлялся ещё Кучкар-чека, которому когда-то Оппок-ойим отбила ухо, и он отрабатывал теперь его вторым.
А теперь перевод того же абзаца на узбекский.
...U’tgan asrda tushgan temir yu’l bekati oldida bu’y chu’zgan ku’pni ku’rgan ulkan teraklar ostidagi yozgi choyxona quyosh botdi deguncha gavjum bu’lar edi. Urush boshlangan yoz beshta supa ham qurishgandi. Kattalar urushga ketib, yarador va musofirlardan hali yangi Gilos yig’ilib ulgurmagani uchunmi, bu sersoya gu’sha ancha xuvillab qoldi. Choyxonaning bor-yu’q kunda-shundalari: bu’lib qolgan, urushgacha turmada yotib, bir pud jir bitgan, turmada u’tirishdan boshqasiga yaramaydigan, Umarali-sudxu’r va ku’zi xira Boyqush: u’zini eplolmaganda, bizni boqarmidi, deya tarqatgan bu’htonlariga qaramasdan, odamlar u’z omonat gu’shtlarini ba’zan ishonib topshiradigan qiltiriq Tolib-qassob yonida ba’zan tongga yaqin qachonlardir Oppoq-oyim bir qulog’ini uzib olgan Qu’chqor-cheka paydo bu’lib qoladi.
Люди ушлые в двух языках, могут заметить фактические неточности перевода, пожаловаться на стиль и т.д., но я не хочу застревать на этих моментах. Прежде всего попытаюсь возможно точнее перевести узбекский перевод на русский. Сначала просто буквально, клаузулу за клаузулой в откосных скобках, а затем в круглых скобках же чуть выправив, для понимания.
В прошлом веке построенной железнодорожной станцией перед /рост протянувшие многое видевшие громадные белые тополя/ под ними/ летняя чайхана/ солнце лишь садилось/ была многолюдна. Война начавшимся летом пять суп тоже было построено. Взрослые на войну уйдя, из раненных и странников ещё новый Гилас собраться не успел/ оттого ли/ это тенистое прибежище весьма пустовало. Чайханы все имевшиеся завсегдатаями ставшие, до войны лёжа в тюрьме, на пуд поджиревший, в тюрьме сидеть кроме ни на что не годящийся Умарали-судхор и глаза подслеповатые Бойкуш: себя не умеющий разве нас прокормит, – сказав распространившая наветы/ несмотря на них/люди своё временное мясо иногда доверяя сдававшие худой Толиб-мясник/ рядом с ним к рассвету ближе когда-то Оппок-ойим одно ухо оторвавший Кучкар-чека появляется.
(Летняя чайхана, под громадными белыми тополями, вытянувшимися перед железнодорожной станцией, построенной в прошлом веке, заполнялась, лишь только садилось солнце. И летом, когда началась война было поставлено пять суп. Взрослые ушли на войну, новый Гилас ещё не собрался из раненных и странников, потому ли это тенистое прибежище весьма пустовало. Завсегдатаями чайханы стали всего-то: сидевший в тюрьме до войны и наживший пуд жира Умарали-судхор, ни на что кроме как сидеть в тюрьме не годный, Толиб-мясник, которому несмотря на наветы подслеповатой Байкуш, мол: с собой справится не может, нас что ли прокормит, – люди всё же доверяли иногда своё мясо, и рядом с ним ближе к утру появлялся Кучкар-чека, которому Оппок-ойим некогда оторвала ухо.)
Не останавливаюсь на качестве перевода, на том, что некоторые детали опущены, другие, грубо говоря, перевраны. Это частности, ничего общего с философией не имеющие. Кроме того, именно для наглядности своих рассуждений я не стал использовать уже правленный самим автором, авторизованный перевод, который, разумеется, на порядок ближе к оригиналу. Хотя опять возникает вопрос, что считать оригиналом, если самый оригинал считается утерянным.
Итак, что же здесь важно для моего анализа? Ни фонетика, ни отдельные слова, иной раз переведённые, заметим, восхитительно. Чего стоит лишь перевод слова завсегдатай удивительно цепко найденным: kunda-shundalari! Чуть более важен синтаксис отдельных предложений. Опять предложение за предложением.
...Летом чайхана выносилась под огромные пристанционные серебристые тополя, на которые собственно и направлялась железная дорога в прошлом веке. Повествование начинается со времени года, с лета, которое собственно и диктует дальнейшее развитие действие, а именно то, что чайхана выносилась из-за лета, в силу лета под пристанционные тополя, на те огромные серебристые тополя, на которые собственно и направлялась дорога в прошлом веке. То, что дорога пошла на станцию – это уже следствие того, что растут эти огромные серебристые тополя. Что же получается в узбекском варианте?
В прошлом веке построенной железнодорожной станцией перед /рост протянувшие многое видевшие громадные белые тополя/ под ними/ летняя чайхана/ солнце лишь садилось/ была многолюдна. Повествование начинается здесь с прошлого века и первой появляется станция, потом за ней показываются тополя, а под ними уже летняя чайхана. То есть, по существу ровно противоположный порядок. Пойдём дальше.
Установили пяток суп и тем летом, когда началась война. Правда, всё меньше народу оставалось под тенью тополей, старые ушли на фронт, новый Гилас из раненных и пришлых ещё не собрался. И узбекский вариант:
Война начавшимся летом пять суп тоже было построено. Взрослые на войну уйдя, из раненных и странников ещё новый Гилас собраться не успел/ оттого ли/ это тенистое прибежище весьма пустовало.
В первом случае намеренно или непреднамеренно, но война вводится в эту идиллию осторожно, через установленные пяток суп тем летом, когда началась война. То есть не война для этой чайханы главное, а пяток суп. Тогда как в узбекском варианте война бабахает с самого начала и она уже зловеще нависает над этими супами. В русском варианте, как бы в извинение за переакцентировку ценностей, следующее предложение начинается со вводного, правда, всё меньше народу осталось под тенью тополей, и дальше объяснение – почему. Узбекский вариант – коротко говоря, ровно противоположное.
И наконец – последнее предложение абзаца.
Разве что Умарали-судхор, поправившийся в довоенной тюрьме на пуд – годный к тюрьме, но не годный потому к строевой, затем Толиб-мясник – тогда ещё, как в отместку Умарали, столь худой, что люди изредка доверяли ему распределять карточное мясо – дескать, не съест, хотя подслеповатая Байкуш уже тогда пустила навет, мол, как он прокормит нас, когда себя содержать не умеет... На рассвете под тополями появлялся ещё Кучкар-чека, которому когда-то Оппок-ойим отбила ухо, и он отрабатывал теперь его вторым.
И для сравнения – узбекский вариант.
Чайханы все имевшиеся завсегдатаями ставшие, до войны лёжа в тюрьме, на пуд поджиревший, в тюрьме сидеть кроме ни на что не годящийся Умарали-судхор и глаза подслеповатые Бойкуш: себя не умеющий разве нас прокормит, – сказав распространившая наветы/ несмотря на них/люди своё временное мясо иногда доверяя сдававшие худой Толиб-мясник/ рядом с ним к рассвету ближе когда-то Оппок-ойим одно ухо оторвавший Кучкар-чека появляется.
Здесь происходит то же самое: то, что в русском варианте или в русском языке идёт как придаточное, в узбекском, становясь определением, перекочёвывает вперед субъекта, поскольку таковы правила этого языка, и Умарали-судхор, являющийся в русском варианте тут же, в узбекском появляется лишь после своего жирка и всех остальных непотребных качеств, равно как и Бойкуш – производное от истории с Толибом-мясником, в узбекском варианте выплывает вперёд самого Толиба, впрочем как и Оппок-ойим, оторвавшая ухо, впереди Кучкара-чека с ухом оторванным.
Итак, если бы такое случилось лишь в одном предложении, можно было бы отнести недоразумение на счёт переводчика и не строить никакой философии. Но поскольку эта смысловая трансакцентация происходит из раза в раз, то здесь предстоит задуматься.
Повторюсь ещё раз, я не беру в расчёт ни фонетический, ни морфологический, ни лексикологический уровень перевода с языка на язык. Синтакстически, как было уже сказано и показано выше, русский и узбекский варианты, а шире и языки, разнятся временами до противоположности. Есть очень полезная статья переводчика взятого мною в пример романа – Хамида Исмайлова – Философия узбекского языка, опубликованная в третьем номере журнала Звезда Востока за 1996 год. Там господин Исмайлов показывает специфику узбекского языка как системы, правда, достаточно фрагментарно, но даже из этой фрагментарности можно извлечь не только общеизвестные филологические вещи, наподобие того, что в ряду специфических черт узбекского языка одни из главных: употребление всякого рода определения перед определямым, фиксированное место глагола в конце предложения, градация логического ударения от конца предложения к началу и т.п., но и теоретическое обоснование этих специфических черт, как элементов определённой мыслительной системы.
Запомните этот момент на время пока мы вернёмся опять к двум вариантам “Железной Дороги”. Я говорил выше отдельно о предложениях. Теперь же, когда рассматриваешь этот абзац с точки зрения целого периода, то становится ясным, что связь предложения с предложением в двух вариантах разнится и достаточно существенно. Что я имею в виду? Скажем, в русском варианте второе предложение кончается словом война и это слово является ключом к следующему предложению, тогда как по принципу наибольшей значимости конца узбекского предложения, в узбекском варианте главным оказываются супы, которые к следующему предложению имеют всё же более опосредованное отношение. То есть понятно, что предложения в периоде связываются в этот самый период посредством определённых связей и как правило эта связь линеарная. Если начертить простейшую схемку, то она, к примеру, может иметь такой вид:

_____________________Х. Х ______________У. У _____________Z. Z__________.

В узбекском же варианте эта связь оказывается подменённой другими, которые с точки зрения русского варианта являются менее существенными.
Х______________а. Б________Х___У_______с. С_______У. ___________Z.

Хочу оговориться: это совершенно не значит, что узбекский язык хуже, беспорядочней, хаотичней или несовершеннее русского. Он совершенно другой как система.
Чтобы закрепить сказанное обратимся к концу этого периода.
В русском варианте поскольку предпоследнее предложение кончается словами: Гилас из раненных и пришлых ещё не собрался, то вполне естественнен и накрепко сшит переход: разве что Умарали-судхор, и далее – описание этого самого Умарали, затем Толиб-мясник – с его описанием и уже как довесок к ним – бдящий на рассвете Кучкар-чека, описанный через оторванное Оппок-ойим ухо. Смотрим теперь узбекский вариант. Это тенистое прибежище весьма опустело, – кончается предпоследнее предложение. Затем, дабы сохранить переход, переводчик добавляет несуществующее в русском варианте: чайханы всеми имеющимися завсегдатаями стали, и далее описание из-за которого выплывает Умарали, другое, что называется заушное описание с Бойкуш, высовывающейся вперёд самого Толиба-мясника, из которого она в русском варианте, собственно, вытекает и то же самое происходит, как я сказал выше, с Кучкаром-чека и Оппок-ойим. Кстати, поскольку переводчик чувствует, что добавь он ещё один предикат к Кучкару, а именно – отрабатывание вторым ухом отсутствующего первого, – то за деталями забудешь о самом Кучкаре, который по логике узбекского языка появляется именно после всех своих предикатов, а потому просто опускает эту деталь. Между тем, ясно какую смысловую нагрузку эта деталь несёт.
И последнее замечание. Возьмём последнее, что называется рептильное предложение из обоих вариантов и проведём наглядный эксперимент. Русский вариант можно оборвать на любой из законченных секвенций, к примеру: Разве что Умарали-судхор, поправившийся в довоенной тюрьме на пуд – и точка! или же продолжить до другой секвенции – годный к тюрьме но не годный потому к строевой – точка! – и ничего не меняется в смысле по существу. И так можно набавлять придаточные до самого конца предложения.
Попробуем проделать то же самое с узбекским вариантом. Чайханы все имевшиеся завсегдатаями ставшие, до войны лёжа в тюрьме, на пуд поджиревший, – ан нет, смысла не получается, прибавим следующую секвенцию: в тюрьме сидеть кроме ни на что не годящийся Умарали-судхор – наконец-то забрезжил некий смысл, – пойдём дальше: и глаза подслеповатые Бойкуш – совсем уводит в сторону от смысла, – себя не умеющий разве нас прокормит – никакого смысла!, дальше просто следите сами, – сказав распространившая наветы/ несмотря на них/люди своё временное мясо иногда доверяя сдававшие худой Толиб-мясник/ рядом с ним к рассвету ближе когда-то Оппок-ойим одно ухо оторвавший Кучкар-чека появляется. – только здесь, с окончанием всего периода, этот самый период исполняется смысла. И опять я отсылаю вас к той самой статье Х. Исмайлова Философия узбекского языка, чтобы предупредить предубеждение или ещё хуже – пренебрежение эдаким, на первый взгляд неповоротливым языком.
Я думаю, что этих предварительных и необстоятельных замечаний достаточно, чтобы ощутить тематику последующих рассуждений и чтобы допустить уже, что эта тематика чуть шире тематики просто художественного перевода.

2.

Кроме “Железной дороги” я говорил о недавнем переводе Библии на узбекский язык. И если в случае с романом, можно допустить наличие недоразумений по части перевода, то 18 лет работы целого института над переводом избранных частей Библии, указанные на первой же странице, отметают всякие допущения о возможности некачественного перевода.
Помните хрестоматийное начало Евангелия от Иоанна: Вначале было Слово. И Слово было с Богом. И Слово было Бог. И пребывало Слово в Боге.
Перевод: Azalda Kalomulloh bor edi. Kalomulloh Xudo nazdida edi, Kalomulloh – Xudo edi. Azaldanoq U Xudoda edi.
Перевод перевода: В предвечности/испокон Слово Аллаха есть было/существовало/. Слово Аллаха Бога в принадлежности было. Слово Аллаха – Бог было. Испокон Оно у Бога было.
Не будем придираться к переводу Слова посредством Слова Аллаха, поскольку в книге приводится сноска, где объясняется, что под традиционным мусульманским Логосом, понимается Логос универсальный. Я не о том. Что вообще казалось бы можно истолковывать и анализировать на этом пятачке? А вот что. Как и в прошлый раз, давайте читать последовательно, но на этот раз не секвенцию за секвенцией, а слово за словом.
Русский: Вначале – пока лишь ожидание следующего слова – было – задаётся существование, итак чьё существование? – Слово. Слово исполняет это предложение смыслом.
Узбекский: Испокон – если не придираться, то это то же самое, что и в русском, Слово (Аллаха) – субъект явился, вернее он есть, наличествует в предложении. Теперь представьте себе мысленно то, что предлагает в вышеназванной статье Х.Исмайлов, а именно, что кто-то говорит вам это медленно, слово за словом, а вы пытаетесь отгадать куда пойдёт фраза дальше. Итак, что же это Слово Аллаха? Подставляйте всё что можете: здесь? там? дано? выкрадено? сильно? непостижимо? – есть, было, наличествовало, существовало, то есть если опять не буквоедствовать – было. Итак, бытие исполняет это предложение, наделяя его смыслом.
Есть ли различие между двумя вариантами? Можно закрыть глаза на нюансировку и сказать, что в целом, или же в тотальности предложения смысл соблюдён. Но если быть дотошным, то явно и ясно то, что в русском языке сказать: Вначале было Слово и Вначале Слово было – это не одно и то же. Разумеется, так называемым логическим ударением (то есть по существу категорией внеграмматической) можно свести их к единому пониманию и истолкованию, но в сложившейся практике русского языка законченное предложение Вначале Слово было в отличие от Вначале было Слово требует иного мысленного продолжения, а именно чего-то вроде а потом (оно сплыло и т.п.)...
Кстати, если провести тот же самый эксперимент на узбекском языке, то обнаружится следующее. Azalda Kalomulloh bor edi. Покуда не озвучивать этого предложения (то есть не обращаться к тому самому логическому ударению) или же не помещать его в контекст периода, то по существу невозможно с абсолютной точностью сказать какой из смыслов заложен в предложение: то ли то, что испокон существовало Слово, а сейчас существует Дело... и т.п., или же: испокон Слово существовало, теперь же оно исчезло и т.д. По-узбекски это будет так: Azalda Kalomulloh bor edi, hozirda Amal bor. Или же: Azalda Kalomulloh bor edi, hozir negadir g’oyib bu’libdi.
Возьмём теперь более обширный фрагмент текста Святого Писания. Опять же для удобства цитирования – фрагмент из Нагорной Проповеди о любви к врагам своим. Сначала этот период из Евангелия от Матфея.
Yana: Qardoshingni sevgin, dushmaningdan nafratlan – deb aytilganini eshitgansizlar. Lekin men sizga aytaman: dushmanlaringizni sevinglar, sizga jabr-zulm u’tkazganlar uchun ibodat qilinglar. shunda siz osmondagi Otangizning u’g’illari bu’lasizlar. Chunki U U’z quyoshini yovuzlar ustida ham, yaxshilar ustida ham balqitadi, yomg’irini solihlar ustida ham, fosiqlar ustida ham yog’diradi. Agar sizni sevadiganlarnigina sevsangiz, bundan sizga rahmat bu’lurmi? Soliqchilar ham xuddi shunday qilishmaydimi? Agar siz faqat birodarlaringiz bilangina salomlashsangiz, qanday fazilatli ish qilgan bu’lasizlar? Butparastlar ham xuddi shunday qilishmaydimi?
Shunday qilib, osmondagi Otangiz barkamol bu’lgani kabi, siz ham barkamol bu’lingiz.
Вы слышали что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего.
А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных. Ибо, если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают и язычники?
Итак, будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный.
И здесь та же самая история. А именно, при общем впечатлении того, что перевод идентичен, есть всё те же самые нюансы, которые дают иную картину. Здесь я хочу привести в пример строение белка. Общеизвестно, что белок имеет четыре уровня структуры: а именно соединение триплетов ДНК, затем соединение в цепь, следом соединение в спираль, и наконец, спирали соединяётся, скажем так, в некий клубок. Это и есть живой белок. Также видимо и речь. Это не только соединение букв или звуков в слова, а тех друг к дружке и в предложения. Это даже не только соединение предложений друг с другом, но и то, о чём мы ведем речь. Это то, о чём М.Бахтин говорил как о перекличках, о некоем виде диалога или даже полилога, относимое нами к структуре абзаца или завершённого периода, а того – ещё к большей единице текста.
Yana: Qardoshingni sevgin, dushmaningdan nafratlan – deb aytilganini eshitgansizlar. Lekin men sizga aytaman: dushmanlaringizni sevinglar, sizga jabr-zulm u’tkazganlar uchun ibodat qilinglar, shunda siz osmondagi Otangizning u’g’illari bu’lasizlar.
(Ешё: брата люби, врага ненавидь – сказанное слышали вы. Но я вам говорю: врагов ваших любите, /за/ вам страдание-гнёт проводящих молитвы делайте/молитесь, тогда вы – в небе который Отца вашего – сынами станете.)
Вы слышали что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего.
А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного.
Не углубляясь в детали, хочу привлечь внимание лишь к тому, что в русском варианте использована параллельная конструкция: а) вы слышали – а я говорю вам, б) люби – любите, – тогда как в узбекском варианте этот параллелизм превращается в последовательность: слышали вы – но я вам говорю. Значимо ли это для структуры утверждения? Для наглядности того, что произошло – представьте, что подобное произошло с числами. Скажем, пропорция а:х=b:y превратилась в x:a=b:y. Равноценны ли эти пропорции. Очевидно нет. Разумеется, это сложнее в случае со словами, а тем более с фразами, которые едва ли просто сводимы к математическим формулам, тем более, если учитывать их противительный смысл, а также нюансы единичного и множественного, но для простейшего доказательства того факта, что в переводе происходят необратимые изменения структурного характера, этот пример, думается, достаточно нагляден.

3.

Последний пример приводит нас к мысли, что в особенности эти структурные изменения значимы в канонизированных на том или ином языке формах, и первое, что приходит на ум в этом случае, конечно же поэзия. Пример неуклюже переведённых, переводимых, будущих переведёнными, скажем, газелей великих Хафиза, Саади, Навои, Физули, когда не понимаешь а чем же велики эти поэты, которых их народы боготворят, говорит сам за себя. Начинается всё с простого: в персидском, равно как и на тюрки, глагол располагается в конце предложения, а это влечёт за собой тенденцию к активизации конца предложения. По существу вслед за субъектом предложения чем слово ближе к концу, тем оно логически значимей. Не то в русском языке. Но когда газельная структура с эмфатическим концом каждого двустишия, которое, как правило, в то же время законченное предложение, переносится механически на русский, то это совершенно против естества русской речи, а стало быть и русского уха. Два десятка лет тому назад мне приходилось читать переводы далеко не первоклассных узбекских газелей некоего Х.Яхъяева в переводе молодого переводчика, имени которого я к сожалению уже не помню. Так этот молодой человек перенёс так называемый редиф или повтор газели в начало и эмфазис предложения был анафоричен. Что-то вроде:

В ту ночь, когда пылали взгляды и чувствам было уж невмочь,
в ту ночь, когда сгорели кряду сто свеч и тьма бежала прочь,

в ту ночь ...............................................
.........................................................

в ту ночь ................................................
................................ на розах плачущая ночь.

Я не помню уже слов, но это анафорическое нагнетение, проводимое через всю газель, разрешалась в конце концов переносом части редифа в самый конец стихотворения, впрочем, если даже не абсолютно изоморфно узбекскому варианту, всё же далеко не нелепо, но многообещающе и естественно.
Чтобы немного поразнообразить разброс довольно однообразных до сих пор рассуждений, я хочу ввести теперь в качестве рабочей гипотезы понятие, никогда не встречавшееся мне ни в грамматиках, ни в лингвистике, а именно понятие точки равновесия, и ещё разнообразней – центра тяжести в предложении. Иногда об этой точке можно говорить как о точке симметрии. Покажу последнее на примере из того самого великого Хафиза.

Alo yo ayuhay soqi adir ka’san va novilho
ki ishq oson namud avval, vale aftod mushkilho.

Этим двустрочием или бейтом начинается книга Хафиза. Поскольку первая строчка по традиции – арабская фраза, то обратимся к второй. Запятая, поставленная в середине строчки и есть та самая точка, от которой в две стороны совершенно симметрично разбегаются слова: частица, как определяется она в арабской филологической традиции avval почти повторяет по другую сторону частицу vale, глагол namud симметричен глаголу aftod, начальное имя с частицей ki ishq имеет своим отражением по другую сторону конечное mushkilho, вовлекающее в свою орбиту и оставшееся слово oson.
Слово в слово эта строчка переводится так: что любовь лёгкой казалась сначала, потом пали сложности. Разумеется, вслед за Хафизом можно сказать, что на первый взгляд всё по этому примеру кажется простым, сложности ещё предстоят. Ведь понятно, что не все предложения в языке столь классически оркестрированы, гармонизированы, чтобы столь легко отыскивалась эта точка равновесия предложения. Потом, эта точка равновесия, возможная в одном языке, принимает совсем другую форму в языке другом, ведь видно, что дословный русский перевод звучит неуклюже. По-русски более естественно сказать: любовь казалась сначала лёгкой, потом пали сложности. Здесь даже физически заметно, как складывается параллелизм двух частей русского варианта. Зеркальная симметрия одного варианта сменилась симметрией парралельной в другом.
По-узбекски, насколько помнится, эта строчка переведена:

oson ku’rindi ishq avval, keyin tushdi mushkillar
лёгкой показалась любовь сначала, потом пали сложности, -

зеркальность симметрии почти абсолютна, но с точки зреня нормативного узбекского синтаксиса предложение должно быть переписано так: avval ishq oson ku’rindi, keyin mushkillar tushdi, или же ishq avval oson ku’rindi, mushkillar keyin tushdi, сначала любовь лёгкой показалась, потом сложности пали/любовь сначала лёкогой показалась, сложности потом пали.
Впрочем, надо сделать оговорку, что нормативный персидский синтаксис требует того же самого порядка.
Итак, можно отбросить все допущения, кроме того факта, что можно строить эти самые точки равновесия предложения или же группы предложений/периода и здесь можно было бы сделать большое антилирическое отступление о том, что вся деятельность человека и есть конструкция этих самых симметрий и упорядоченности, и даже когда человек занимается деконструкцией или деконструктивизмом, он обречён конструировать этот самый деконструктивизм, ведь многие симметрии или бинарные оппозиции, сконструированные человеческим сознанием, на поверку оказываются совсем не равновесными. День и ночь, солнце и луна, свет и тьма далеко не однопорядковы, хотя в человеческой традиции они приобрели мифологическую равновеликость. Даже предельный случай Бытия и Небытия, говоря строго философски, мыслится лишь в категориях Бытия. Вопрос: Что есть Небытие? – предполагает, как я доказывал в одном из своих ранних трактатов, существование Небытия – это Есть, которое есть неизбежная категория Бытия. Впрочем, это отступление грозит вырасти в отдельную тему размышления, нам же важно извлечь отсюда вот что.
Можно допустить, что распространена теденция привнесения равновесия в неравновесные структуры. И в разных языках эта тенденция исполняется по-разному. Возьмём опять Божественную Речь – Коран, и его переводы на два языка, на русский и узбекский. Начнём с самой первой суры Корана – Фатихи. Вот дословный перевод с арабского:
Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного
Хвала принадлежит/подлежит Аллаху, Владыке миров
Милостивому, Милосердному
Властителю дня судного
Тебе поклоняемся и к Тебе взываем
Наставь нас на путь праведный
путь тех одарил Ты которых, помимо подгневных которых и не заблудших.

Вот перевод этой суры, осуществлённый Ахмадийским Орденом:
Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного.
Вся хвала подлежит Аллаху, Владыке всех миров.
Милостивому, Милосердному.
Властителю Судного Дня.
Тебе одному мы поклоняемся и к Тебе одному взываем о помощи.
наставь нас на пуь праведный.
Путь тех, которых ты одарил Своими благами, тех, кто не навлёк на себя Твоей немилости, и тех, кто не впал в заблуждение.

Наконец, подстрочный перевод с узбекского перевода Корана, осуществлённого Алоуддином Мансуром:
Милостивого и Милосердного Аллаха именем с /начинаю/
Хвала всех миров владыке, милостивому и милосердному, наказания/воскресенья/ дня владельцем – царём являющемуся Аллаху для есть.
Тебе лишь поклонение делаем и у Тебя лишь помощи просим.
Нас гневу подверженным/не и /с/правого пути не заблудшим созданиям дар сделавшим путём являющийся – /на/Прямой путь направь же.

Поскольку сравнительный анализ переводов приведёт нас к совершенно тем жы самым выводам, что и выше, поэтому поговорим здесь лучше о том самом равновесии в разных языках. Вот схема фразового членения в оригинале по количеству слов в строке:
3
2 – 2
2
3
2 – 2
3
3 – 3 – 3
Даже невооружённым глазом видно, что равновесие почти что математическое. Или вернее, божественное. Будь я мусульманским схоластом, глядя снизу вверх на этот текст вполне бы сумел прочесть в схеме арабское написание слова Аллах. Правда, разделение нами на слова не лишено схематичности, но для общей картины эта степень приблизительности допустима. Если быть дотошным, так и вовсе можно заметить, как в этой суре развивается арифметическая прогрессия, но и приведённой схемы, думается, достаточно.
В русском переводе эта схема будет выглядеть так:
3/4
3/4 – 3
2
3
3/4 – 3/4/5
3/4
3/5 – 3/5 – 3/5

Опять же картина хотя и менее, но вполне гармоническая. Разночтения в цифрах из-за того, считать ли частицы в арабском понимании отдельными словами или же брать их как части более широкого логического понятия субъекта или предиката.
И наконец схема узбекского перевода.

4
2 – 3 – 2 – 3/4 – 4/3
3 – 3
1 – 3 – 3 – 1 – 3/4 – 3

И в этом, при старании, можно найти свою гармонию, но как она разительно отличается от оригинала! Здесь уже не прочтёшь слова Аллах. Обладай мы лишь этими схемами и сравнивай мы их, какие выводы можно было бы сделать лишь по ним? Прежде всего, что общая структура чередования более простых и следом составных частей, укрупняющихся к концу – сохранена. То есть по существу общая структура более или менее изоморфна. Но тут же следует сделать оговорку: прозрачная структура арабского варианта обрастает дополнительными деталями во всё большей степени – от русского к узбекскому. Каждый следующий вариант становится всё более тяжеловесным. Кроме того, преобразовывая текст, каждый язык пользуется своей системой гармонизации.
Но рождается вопрос: такова ли природа всякого перевода или это прирождённая и неизбежная мета тех или иных языков? Иными словами, можно ли представить себе столь же гармонически организованный текст на узбекском языке, который бы соответственно всё более утяжелялся в обратном направлении – от русского к арабскому? Этот вопрос опять заставляет нас обратиться к тексту. Станем опять медленно читать два варианта – арабский и узбекский.

1. Бисми-Аллахи-р-рахмани-р-рахим (Во имя Аллаха Милостивого, Милосердного)
Mehribon va rahmli Olloh nomi bilan/boshlayman/
(Милостивым и Милосердным Аллаха именем/начинаю/)

Итак, канонический текст заявляет сперва имя – Аллах, а потом уже даёт Ему атрибуты: Милостивого и Милосердного. В узбекском же варианте сперва задаются атрибуты, потом имя Аллаха с последующим объяснением, что это имя. Причём невозможно никак изменить этот порядок в узбекском, тогда как, скажем, по-русски это возможно. Если рассматривать предложение как линейную последовательность или синтаксически, то это – существенное различие, выходящее за пределы синтаксиса. Если же рассматривать предложение как логическую тотальность, то по исполнении предложения общий смысл обоих вариантов в общем эквивалентен. Заметим, кстати, что в этом смысле, подчёркивая центральное место Аллаха в предложении узбекский переводчик строит относительно Аллаха оптимальную симметрию с привлечением в скобках даже несуществующего в оригинале слова boshlayman: (2/3 – 1 – 2/3).

2. Ал-хамду ли-/А/лахи рабби-л-аламийн (Хвала для/у/подлежит Аллаху, владыке миров)

3. Ал-рахмани-р-рахим (Милостивому, милосердному)

4. Малики йауми-д-дийн (Властителю дня судного)

Hamdu sano butun olamlar xojasi, mehribon va rahmli, jazo/qiyomat/ kunining egasi – podshohi bu’lmish Olloh uchundir (Хвала всех миров владыке, милостивому и милосердному, наказания/воскресенья/ дня владельцем – царём являющемуся Аллаху для есть).
Какова структура арабского высказывания? – Опять, как и в первом стихе, речь начинается с принадлежности Аллаха, а потом уже приводятся Его атрибуты – стих за стихом. Структура узбекского высказывания ровно противоположна: атрибутика и затем лишь только сам Аллах. В структурах порождающей лингвистики схема арабского высказывания будет почти зеркально отражена схемой узбекского. Но вот деталь: Хвала /подлежит/ Аллаху, – начинается арабский оригинал, и потом приводятся атрибуты Аллаха. В узбекском переводе предложение начинается словом хвала, а завершается оборотом Аллаху для есть /подлежит/. То есть принадлежность хвалы Аллаху как бы окольцовывает всё предложение, в котором все атрибуты Аллаха как бы находятся в поле напряжения между хвалой и её принадлежностью, присущестью Аллаху. И если чертить условные синтаксические векторы предложения, то в арабском они направлены от начала и к концу, когда как в узбекском их направление обоюдостремительно от начала к концу и от конца к началу, ограничивая тем самым с двух сторон эту тотальность высказывания.

5. Ийака наъбуду ва ийака настаъин (Тебе поклоняемся и к Тебе взываем)
Sengagina ibodat qilamiz va Sendangina madad su’raymiz (Тебе лишь поклонение делаем и у Тебя лишь помощи просим)

На уровне более высоком, чем лексический или морфологический, который собственно и интересует нас, здесь всё за вычетом словесных нюансов, аналогично.

6. Ихдина-л-сирата-л-мустаким (Наставь нас на путь праведный)

7. Сирата-л-лазийна анъамта алайхим гайри-л-магзуби алайхим ва ла-з-залийн (путь тех одарил Ты которых, помимо подгневных которых и не заблудших).
Bizlarni, g’azabga duchor bu’lmagan va haq yu’ldan toymagan zotlarga in’om qilgan yu’ling bu’lmish – Tu’g’ri yu’lga yu’llagaysan (Нас гневу подверженным/не и /с/правого пути не заблудшим созданиям дар сделавшим путём являющийся – /на/Прямой путь направь же).

Чтобы опять показать то самое явление стяжения предложения в узбекском варианте посредством двух полюсов, заметим, что если взять первое и последнее слово в узбекском предложении, то получается вполне самостоятельное высказывание: Bizlarni yu’llagaysan (Нас направь же), тогда как в арабском варианте такое невозможно. Если привести здесь схему порождения, то этот самый узбекский вариант будет выглядеть так:

(Sen)

bizlarni                            yu’llagaysan
                                                  
                                        (yu’lki)in’om qilgan                              Tu’g’ri yu’lga

zotlarga

g’azabga duchor bu’lmagan                                        haq yu’ldan toymagan

Так вот, если проделать ту же самую операцию с арабским текстом, то получится та же самая иерархия порождения и управления. Иными словами, если текст берётся как исполненная тотальность, то структура внутренних связей управления и подчинения в нём его аналогична, тогда как в линейном, или скажем так: во временном прочтении (приходят на ум парадигмы и синтагмы Соссюра), разница существенная.

4.

Итак, пришла пора собирать разбросанные каменья.
Начнём с факта не требующего после всего вышесказанного больших доказательств: взятая как линейная, временная последовательность система узбекского языка существенно отличается от линейной, временной последовательности, к примеру, русского языка. Упростив это предложение, можно сказать, что синтаксис узбекского и русского языков весьма различен. Но насколько логичен синтаксис? То есть проще говоря, насколько различна логика различных синтаксисов? Как соотносятся всеобщая логика и конкретный синтаксис? И всеобща ли логика, или как неоднократно уже вставал вопрос в истории философии и лингвистики: детерминирована ли логика грамматикой и в частности синтаксисом того или иного определённого языка?
Ещё раз повторю, я не беру в расчёт фонологические, морфологические, лексические и иные различия, разумеется, каждый народ по-разному произносит, обозначает, называет и истолковывает одни и те же вещи или явления, это достаточно тавтологичное утверждение, что каждый язык отличается от другого, потому что он – другой. Я сосредотачиваюсь лишь на синтаксисе. И это совсем не значит, что именно с уровня синтаксиса и начинается собственно поле логики: называние – это уже есть отчасти определение, а как определение – уже часть логики. И всё же логика – это отношения, равно как и синтаксис – отношения.

Чем оперирует логика, чем синтаксис?

Начать с называния, потом с отношения вещей (что происходит с треугольником Огдена в случае усвоения языка ребёнком, с какого угла начинае он?)

Что доказывает наличие математической логики по отношению к живым языкам?
Фараби: Поверхн.структура (выраж.) грамматика
Глубинная структура (интеллиг.) логика
но куда значение – семантика?

Идея:
Семантика > чем логика.

Как возможен перевод?
Мы работаем не словами, а концептами. То, что за словами.

Это лишь первый уровень.                    На уровне слова
А я о порядке, о соединении.                при переводе нет
Есть ещё контекстуал.                          гарантии, что связь между
(игра, отзвуки, слова)                           словом и вещью та же на разных
                                                            языках (следом к Lisonut-g’ayb)
Правильн. синтаксис – неправильн. логика, что это показывает?
Неправ. синтаксис – правильн. логика – возможно ли?
Синтакс. обним > чем логика = язык (дискурс). При переводе одна логика, но разные синтаксисы. Их отношения в различных языках различны.

семантика

      логика    синтаксис

                               Есть ещё зазор между языком и реальностью (культура).
                               -----------------------------------------------------
                               Опять Якобсон, где логика лишь – коннотация.

Логика в отношениях, а не в субстанции обозначения и т.п.

                               Что меняет синтаксис, когда не меняет логику? Смысл?
                               Смысл и металогика. Отношения.

Значение – цель – стремление.

Разные языки разн,
сетки на один и тот же                          язык конвенционален и наземен,
мир реальностей...                                тогда как интеллигибельные
Но мир реальностей                              сущности вечны и неизменны
опред. языков тоже различен,
как различны горы, моря, болота,
пески...

Логика по существу некреативна, она в прошлом. Она не имеет ничего общего с субстанцией, с сущностью, она лишь процесс, продукт и результат переименования, переброски, перетасовки определений. 2+2=4 – не логика, а факт. Логика начинается по меньшей мере с соотношения 2 фактов. Т.е. логика ничего не добавляет к фактам, а лишь меняет их интерпретацию.
В случае же поэтики тот же метаболизм, но с элемент. неточности (ассоциативности – отнести к треуг. Ричардсона).
Различие между значениями и языком в том, что 1) язык никогда не истощает интеллигибельные сущности, 2) смысл реализуемый в любом языке не определяется необходимостью тотального опыта, соотнесения с реальностью, 3) различные языки по разному соотносятся с реальностью и по разному относятся к интеллигибельным сущностям по Фараби. Неарабскость Фараби, заставлявшая его панлогизировать и опровергать грамматиста-араба аль-Сирафи.
Не делает ли то же самое французский деконструктивизм, разрушая в языке прежде всего англоязыч/немоязычную логику?!
Эстетика и поэтика, котор. вне логики. Ритмы, рифмы, их отношен. к логике. Источники грамматики.
Полевость, а не атомарность языка, когда им самим можно наращивать себе головку. Язык в отношении, а не в субстанциональности.
Какие, кстати, термины для интеллигибельности применяет в арабском Фараби? Что за интеллект, параллельный языку?!

                               Собственно, различ. между логикой, грамм.
                               и семантикой есть крен в сторону того или иного
                               угла в треуг. Ричардсона-Огдена. (?)

Откуда правила грамматики и насколько они логичны? Imitation, tradition, limited list & free analogy.
И наконец о превосходстве нелогичного Корана над человеческой логикой...

<предыдущее               следующее>