Драма в трех действиях

Действие третье

Кир-Статис, Антонис, девочка, первый, второй и третий рыбаки, Мантос, Алекос, Ставрос, Анника, Вангелис, Варвара, люди в порту, Стефос.

Перед занавесом. Кир-Статис выходит из будки. Выглядит подвыпившим. Из кармана торчит бутылка. Молча к чему-то прислушивается. Солнце заходит. Тени сгущаются.

Кир-СТАТИС

Давай цепь натянем. Скоро поезд пройдет. Какой поезд? Старый дурак, coвсем ума лишился... Откуда поезд? Всё теперь. Но ничего... Давай скажем: он пройдет и снова цепь натянем... Пошевеливайся, лентяйка... Делай свою работу... А, что? Надоело? Иди сюда... Вот так, молодцом... Сейчас пройдет... Слышишь – гудит. Не  слышишь... А кто виноват... Прочисть уши, тогда услышишь... Красиво гудит... Наверно свисток поменяли. Слушай, слушай... Сейчас он по долине пройдет... Смотри, вон уже окна светятся... Конечно, светятся. Когда огни зажигают, окна светятся... А вот и женщина светловолосая... Но она совсем не смотрит на нас. Давай сядем здесь и будем глазеть... Выпьем глоточек – горло прочистить... (Вытаскивает из кармана бутылку. Выпивает пару глотков. Вытирает губы ладонью). А вкусная она, подлая. Здесь внутри у ней собрано столько солнца... Хе-хе... В этой вот бутылочке. Вытянешь несколько глотков, оседлаешь поезд и езжай, куда захочешь. (Говорит, обращаясь к цепи); А ты все хмуришься. Не смеешься, не плачешь. На, выпей капельку. Что? Не дождемся поезда? Пройдет когда-нибудь... А теперь пошла отсюда. Прошел он. Пойду к себе в норку, кошку поглажу. Что ты двигаться стала, как черепаха. Поживее, кошка ждет. Видишь, стоит у двери. Глаза у нее блестят в темноте, как фонари на поезде... Малюсенький поезд стоит у нашей двери. Сопит и отфыркивается. Положит мою руку на спину кошке и умчит меня далеко, далеко... Хе-хе-хе... Опусти немножко свои фонари, глаза слепишь, не вижу, куда иду..

АНТОНИС

(Прибегает): Добрый вечер, кир-Статис.

СТАТИС

(Радостно): Здравствуй, сынок. Вернулся, значит... Говорил я тебе: ничего хорошего там нет...

АНТОНИС

Не вернулся я. Просто забежал на минутку, узелок вот этот оставить тебе на хранение. Не хочу с собой таскать. Видел бы ты, что там делается – светопреставление. Люди, скрипки, барабаны, венцы, огни...

СТАТИС

Барабаны для того, чтобы шум поднимать и чтобы ты не слышал, что творится у тебя внутри. И огни тоже зажигаются, чтобы погаснуть.

АНТОНИС

Да нет же, все не так, как ты говоришь. Барабаны будят твое уснувшее сердце, и его биение отдается в голосах людей. Они наполняют тебе душу. Ты ощущаешь, как они шевелятся в тебе. Понять не могу, как я сумел проторчать здесь два месяца, в этой пустыне, в этом деревянном гробу.

СТАТИС

А завтра-послезавтра скажешь: «Понять не могу, как я смог пробыть столько времени среди этого шума. Он мне и уши оглушил, и сердце». И тогда ты вернешься сюда и поцелуешь порог своего деревянного гроба, как ты его называешь.

АНТОНИС

Никогда. Даже думать об этом не могу. Ты не знаешь. Видел бы ты людей... Новый вокзал... Видел бы, как здороваются люди, знакомые и незнакомые. Пожимают друг другу руки и целуются... Там и эта...

СТАТИС

Знаю. Блондинка с большими глазами.

АНТОНИС

Нет, не она. Она умерла. А я даже не огорчен совсем. Теперь другая – брюнетка с бронзовым литым телом, здоровая, с сильными руками, молоденькая. Волосы черные-пречерные, и брови  тоже.

СТАТИС

Так это она же. Ты слушай, что я говорю. Только теперь она выкрасила волосы черной краской, а брови подвела жженным лавровым листом. Ты их не знаешь, женщин... То и дело меняются, чтобы нас завлекать.

АНТОНИС

Ну ладно, волосы и брови она могла покрасить в черный цвет, как ты говоришь. А как же глаза? Глаза как она могла покрасить?

СТАТИС

Глаза она не красила, нет. Это твои глаза она вычернила. Ты столько времени женщины не видел, что теперь тебе все кажется черным.

АНТОНИС

Тебе нынче каламбурить охота?

СТАТИС

А что мне остается делать. Начнешь шутить и забываешь о серьезном. Когда нечто серьезное вкладываешь в шутку, а люди не понимают и смеются, тогда сам себя утешаешь: «Хочешь, бедолага, чтобы тебя всерьез принимали, а сам шутишь?» Так или иначе, все принимается за шутку – серьезного боятся.

АНТОНИС

Вот ты и стал серьезным, сам свою шутку разоблачил.

СТАТИС

Так ведь трудно выдержать и без конца шутить. Становишься серьезным. А люди привыкают к твоим шуткам, и когда ты говоришь серьезно, они еще сильнее смеются – принимают твою серьезность за самую смешную шутку.

АНТОНИС

Сиди со своей серьезностью, а нам дай посмеяться. Когда настанет время и нам посерьезнеть, мы не станем раскаиваться в том, что смеялись.

СТАТИС

Так тоже неплохо, если ничего другого нет. Но лучше не быть ни шутником, ни серьезным.

АНТОНИС

Кем же тогда быть?

СТАТИС

Никем.

АНТОНИС

Если ты никто и у тебя ничего нет, то не любишь никого, и не надо тебе ни любви, ни утешения.

СТАТИС

Может, ты и прав. Только мне теперь поздно верить твоей правде.

АНТОНИС

Какая тебе польза во что-то верить, если ты сам не можешь этим жить.

СТАТИС

Никакой.

АНТОНИС

Ну и сиди здесь с этим. Возьми узелок, постереги его до завтра. А теперь – до свидания.

СТАТИС

Уходишь, значит?

АНТОНИС

Я и так задержался. А там, наверху, люди любят все. Я к ним пойду. Прощай. (Уходит).

СТАТИС

Доброго тебе вечера... Доброго вечера... Поди сюда, киска. Зажги свои глазки, а я в последний раз погляжу, как поезд проходит. Иду. Посажу тебя на колени, и мы с тобой будем обдумывать все путешествие с закрытыми глазами... Спокойной ночи, сударыня цепь. (Уходит в будку).

Открывается занавес

Декорации первого действия. Площадь на набережной. Весенний вечер. Небо и море полыхают в последних лучах ярко-красного заката. На набережной все матово-туманно вырисовывается на светлом фоне горизонта. По лестнице на набережную поднимаются рыбаки с корзинами на голове – как в древности. Молча расходятся направо и налево, словно бесшумное шествие из прежних времен. Постепенно шествие редеет, на набережной остаются три рыбака. Они расстелили сети на парапете и починяют их. Изваяние тоже накрыто сетью. Перед рыбаками останавливается бедно одетая девочка. Во время этой сцены издалека, из приморской таверны, доносятся звуки скрипки и лютни и время от времени – песни моряков.

ДЕВОЧКА

(Обращается к первому рыбаку): Отец, мама велела сказать, чтобы ты шел домой. Ужин готов.

ПЕРВЫЙ РЫБАК

Ладно. Иди вперед. Я за тобой.

ДЕВОЧКА

Только не задерживайся. Мне кажется, мама заболела.

ПЕРВЫЙ РЫБАК

 Ладно, я сказал. Ступай, я приду.

ДЕВОЧКА

(Разглядывая статую): Это что, отец?

ПЕРВЫЙ РЫБАК

Горгона.

ДЕВОЧКА

Это которая наполовину рыба, наполовину женщина?

ПЕРВЫЙ РЫБАК

Она самая. Ступай домой.

ДЕВОЧКА

Как на Варвару похожа! А ты не задерживайся, я тебе сказала – мама заболела. (Уходит).

ПЕРВЫЙ РЫБАК

Эти женщины все время болеют: то одно, то другое.

ВТОРОЙ РЫБАК

Не мешало бы нам побольше о них заботиться.

ТРЕТИЙ РЫБАК

Голова у нас занята работой и морем. Ни о чем другом думать некогда.

ПЕРВЫЙ

А вот насчет Варвары... Говорят, с ней никто не спал...

ТРЕТИЙ

Вообще-то я подозревал, что она не такая, как себя выставляет. Говорила всякие непристойности, а сама юбку одергивала, ноги прятала. Если же замечала, что ты ее увидел, задирала юбку и изображала бесстыдницу.

ВТОРОЙ

Загадочное существо эта девушка. Загадочнее, чем море. Не знаешь, как с ней говорить, как ее понимать.

ПЕРВЫЙ

Как понимать, говоришь. Есть вещи, чем больше стараешься их понять, тем сильнее запутываешься.

ТРЕТИЙ

А Анника? Кто мог подумать, что у такой девчушки может разум помутиться, что она станет заговариваться?

ВТОРОЙ 

Она с малых лет все мечтала. А когда мать померла, сделалась будто не в себе. Помнишь, когда сдох голубь, которого ей отец подарил?

ТРЕТИЙ

Да. Похоронила его во дворе и крест поставила. Ходила каждый день, ладаном окуривала.

ПЕРВЫЙ

Отец ее во всем виноват. Она еще маленькая была, а он лупил ее нещадно из-за всякого пустяка. Чего только не видели глаза этого ребенка за весь день... Стефос вечно пьяный в стельку, мать бил, ругался на чем свет стоит. Потом уходил из дома, а они оставались голодными. Мать у нее гордая была, никому в этом не признавалась. Так и зачахла.

ТРЕТИЙ

Чего говорить-то... Значит, так ей на роду было написано.

ПЕРВЫЙ

Вот всегда так: все сваливаем на судьбу, вроде от этого легче.

ВТОРОЙ

А что прикажешь делать?

ПЕРВЫЙ

Что Алекос говорит. Вместо того, чтобы судьбе спину подставлять, лучше самим ее оседлать и повернуть, куда хотим.

ТРЕТИЙ

Молод еще Алекос, ему кажется, будто все легко и прекрасно.

ВТОРОЙ

Не спотыкался еще.

ПЕРВЫЙ

Не надо так говорить. Ему тоже досталось. Кто только его не пинал, не унижал. Отец умер, ни денег, ни дома не оставил. Алекос сам работал, и мать кормил, да еще и другим помогал, чем мог. Молодец парень. Ему так сердце приказывает. Мне рассказывали, как он утром спас Варвару. Стоял в толпе, как ангел. Как ангел, с неба посланный спасать людей.

ТРЕТИЙ

Говорят, он вместо добра только хуже сделал. Сама Варвара его ругала.

ВТОРОЙ

Откуда нам знать, что хорошо, а что плохо?

ПЕРВЫЙ

Мы не хотим  знать, потому что мы лентяи. Нам надоедает видеть хорошее, тем более трудиться ради него. А так ничего в мире не добьешься.

ВТОРОЙ

Правильно говоришь. Скажи пьянице, мол, вино тебя погубит, он тебя врагом сочтет и отвернется от тебя. Лучше пусть уж каждый идет своей дорогой.

ПЕРВЫЙ

Все мы так думаем и потому идем, куда ветер подует. Но так не может быть всегда. Мир изменится... Только мы сами должны помочь. Не ждать всего от других, или что Бог нам пошлет...

МАНТОС

(Входит быстрым шагом без скрипки). Доброго вам вечерочка, хозяева. Может, найдется у вас лишняя рыбка для придурка Мантоса?

РЫБАКИ

Здравствуй, здравствуй. Привет?..

ТРЕТИЙ

Ты что так поздно и без скрипки?

МАНТОС

Я ее оставил немного отдохнуть,
повернуться на бок и заснуть.
Сегодня уже все было сказано,
смолк язык даже самой болтливой бабы.
Так как же насчет рыбки?

ПЕРВЫЙ РЫБАК

Мы припасли для тебя. Вон там, на парапете, в ведерке.

МАНТОС

Спасибо вам, хозяева. (Берет ведерко с проволочной ручкой).

Да вознаградит вас Бог вдвойне,
а меня три раза вдвойне.

(Размахивает ведерком, как кадилом).

Оно как самое лучшее кропило.
Еды немножко утоляет сильный голод.
Тайком дала мне кира-Статэна немного
оливкового масла. Рыбку жареную съем.

ВТОРОЙ РЫБАК

Если она тебе тайком дала, зачем рассказываешь?

МАНТОС

Ты, значит, видел?
Язык мне вырвать надо, черт бы его побрал.
На, выдерни его.
О тайном ему нравится болтать.
А до всего другого дела нет.
Все явное и важное для дураков,
а тайное для безумцев и мудрецов.

ПЕРВЫЙ РЫБАК

Под одну гребенку стрижешь и помешанного и мудреца?

МАНТОС

Ах, как ты прав, ошибся я.
Несправедлив к бедняге сумасшедшему.
Там, куда мы скатились, понимаешь,
о самом даже явном не болтай.
Поэтому мудрец и нем и глух.
Как расхрабриться и изречь немного света?
Только помешанный бедняга "помогите мне" кричит
и правду даже в сказках говорит.

ТРЕТИЙ РЫБАК

Всем бы нам, Мантос, такое помешательство, как у тебя.

МАНТОС

Сказал бы лучше так, папаша:
Зарабатывать бы нам и не быть рабами,
чтобы впросак не попадать
и не кувыркаться,
ерундой не заниматься.
Только хлебушек говорит с тобой правильно,
также маслице и креветочки.
А теперь, капитаны, до свидания.
На сегодня хлеба хватит,
и никто меня не схватит.

Быстро уходит, размахивая ведерком. Рыбаки смеются.

ВТОРОЙ РЫБАК

А он, подлюга, забавный.

ТРЕТИЙ РЫБАК

Олух царя небесного.

ПЕРВЫЙ РЫБАК

Тебе бы его мозги.

ВТОРОЙ РЫБАК

Вот так и обделывает каждый свои делишки: кто враньем, а кто безумием.

Уходя Мантос натыкается на Алекоса со Ставросом, которые входят, разговаривая.

АЛЕКОС

Здравствуй, Мантос. Не поговоришь с нами?

МАНТОС

Вы, хозяева, простите. Не заметил.
Меня закат ослепил, золотой и розовый,
я и принял вас за двойной костер –
один погасший, другой горящий,
в два-три раза сложенный.

СТАВРОС

Брось эти штуки, Мантос. Что ты хочешь сказать?

МАНТОС

Не желаю я ни о чем говорить,
ни спрашивать, ни смотреть.
Ты говоришь и ты спрашиваешь,
а когда я говорю, на меня не смотришь.
А теперь – доброго вам вечера.
Когда есть немного масла
и рыба, чтобы мог поесть,
сам становишься рыбой
и молчишь.

(Показывает на ведерко и уходит, но через несколько шагов останавливается и кричит):

Эй, кир-Ставрос, не старайся понапрасну
сказать, что я не говорю, и слушай:
у кого есть дом,
тот задирает нос.
У кого нет ничего,
тот о несказанном болтает.
Ты знаешь. А?
Что ты сказал?

СТАВРОС

(С невольной серьезностью): Ничего. (Как только уходит Мантос, говорит Алекосу почти печально): Давай пройдем дальше по набережной?

AЛEKOC

(Задумчиво): Идем.

АЛЕКОС и СТАВРОС

(Подойдя к рыбакам, приветствуют их): Привет вам, капитаны.

РЫБАКИ

Здорово, ребята. Вечерняя прогулка?

АЛЕКОС

Вышли воздухом подышать.

ПЕРВЫЙ РЫБАК

Счастливо, сынок.

Алекос и Ставрос медленно идут к противоположной стороне сцены, в то время как рыбаки продолжают разговор.

ТРЕТИЙ РЫБАК

Скоро ночь. Пора сети сворачивать. (Сворачивает).

ПЕРВЫЙ РЫБАК

(Вглядываясь в горизонт): Небо красное, тучи сгущаются. Вот-вот буря разразится.

ВТОРОЙ РЫБАК

Смотри, вот и еще один признак: вечерняя звезда пылает, как костер, а вокруг дымка.

ТРЕТИЙ РЫБАК

Пошли. (Смотрит на статую). Поглядите-ка сюда. Вроде бы этот камень светится. И глаза, мне показалось, то открываются, то закрываются.

ПЕРВЫЙ РЫБАК

Свихнулся ты что ли. Видно долго на закат смотрел, вот и помутилось у тебя в глазах и кажется, будто все дрожит и светится.

Медленно уходят, таща сети и корзины. Пауза. Теперь песни и музыка из приморской таверны звучат громче и отчетливее. Прежде чем уйти со сцены, рыбаки ненадолго останавливаются и прислушиваются. Темнеет.

ВТОРОЙ РЫБАК

Слышишь... Выпивают, песни поют.

ТРЕТИЙ РЫБАК

Гуляют нынче вечером, за здоровье Варвары пьют.

ПЕРВЫЙ РЫБАК

За здоровье Варвары. А утром ее камнями забрасывали. Непостоянный народ, опрометчивый.

ТРЕТИЙ РЫБАК

А что им делать? Как узнали о хорошем, раскаялись в том, что натворили.

ПЕРВЫЙ РЫБАК

Пусть... А Анника убивается и рвет на себе волосы.

В эту минуту входит Анника и прячется за столбом. На ней длинная ночная рубашка, на плечи наброшена голубая ткань. Волосы распущены. Она странно жестикулирует, подобно слепым, будто старается схватить в воздухе нечто невидимое.

ВТОРОЙ РЫБАК

А не пойти ли и нам в таверну? Выпить по стаканчику, горе позабыть.

ПЕРВЫЙ РЫБАК

Идите. А я домой. Жена заболела. Доброго вам вечера.

Прощаются и расходятся. Анника выглядывает из-за столба, но тут же снова прячется. Проходят двое пьяных матросов, распевая «Песню о море». Шатаются, держась друг за друга. Подойдя к статуе, мгновенно замолкают и уходят. Анника идет по набережной, как лунатик.

АННИКА

Бабочка, хорошая ты моя, куда ты меня ведешь? О-о-о... Молчи... Молчи, говорю... Нет, нет... Не бей маму... Мамочка... Руки твои обгорели, ноги твои обгорели... Бросилась в огонь, слова не сказала... Камень... Брось его, говорю тебе... Брось... Вот... Вот... (Бьет себя по лбу). А звезда сияет, шагает... Где письмо? Он приедет, а меня нет... Придет... О, милый ты мой, не приходи... Я приду первая... Вот и бабочка дорогу мне показывает... Не кидайте в нее камни... Не надо... Бабочка села Варваре на волосы. (Подойдя к статуе, опускается на колени): Не думай, что я помешанная, сестренка моя... Нет, я не помешанная. Вот и песенку тебе спою всю, до конца. А если и ошибусь где, ты меня поправишь. Ты мою песню вспоминай... Потому что я могу ее забыть и не спою больше. А ты споешь ее моему милому, он добрый – такой же добрый, как ты. (Поет):

Убаюкивают птички цветы,
И цветочки под песню засыпают.
А прохлада, ее слыша, льет слезы
и слезами окропляет розы.
Кроха-бабочка к лилее подлетает,
притулившись тоже слушает печально.

Видишь, я ее помню. Спой ему, когда меня не будет. О-о-о... Бабочка улетает. Куда же ты, моя хорошая?.. Не трогайте меня. Камни... Камни... Тебя в лоб ударили, кровь течет... Кровь... А-а-а... Бабочка моя... Я иду... (Убегает, гоняясь за бабочкой и испуская короткие крики сквозь рыдания. Спускается с набережной по лестнице и исчезает).

Статуя светится изнутри. Медленно входят, беседуя, Ставрос и Алекос.

СТАВРОС

Я этого не хотел. Так получилось.

AЛEKOC

(Рассеянно): Так получилось...

СТАВРОС

Сдается мне, ты меня не слушаешь. Будто тебя здесь уже нет.

АЛЕКОС

(С некоторым усилием): Слушаю, Ставрос. Я еще не уехал. (Пауза). А капитана Вангелиса все нет. Мы договорились здесь встретиться. (Небольшая пауза). Погода портится.

СТАВРОС

Значит, сегодня вечером?

АЛЕКОС

Да, сегодня.

СТАВРОС

Жаль хоть немного, что уезжаешь?

АЛЕКОС

Очень.

СТАВРОС

(Сдерживая волнение): Когда я уезжал, ты плакал. Теперь моя очередь. (Пауза. Алекос, похоже, думает о другом). Пусто сегодня на набережной. Нет ни души. Ветер поднялся. (Совсем другим тоном): Хорошо делаешь, что уезжаешь. Всё пригодится. (Останавливаются около статуи). Тебе не кажется, что эта статуя похожа...

ВАНГЕЛИС

(Входя): Привет, ребята.

АЛЕКОС и СТАВРОС

Здравствуй, капитан Вангелис. Привет.

ВАНГЕЛИС

Ну как, парень, не передумал ехать со мной?

АЛЕКОС

(С нарочитым спокойствием): Опять о том же, капитан Вангелис?

ВАНГЕЛИС

Ладно... Я тебя предупреждал... Море – оно непостоянное, то льстивое, то яростное. Там, где оно сияет и светится, вдруг хватает тебя своими водяными ручищами и бьет о скалы, словно осьминога. Нужно иметь много смелости и приложить много труда, чтобы удержаться на его хребте. И не один только раз, а каждый Божий день.

АЛЕКОС

Мне нравится всё, что нелегко достается. Я люблю добиваться всего сам. С малых лет усвоил: что приходит само собой, ничего не стоит. Ценность имеет только то, чего добиваешься своим трудом. Только так познаешь свою силу, только так сможешь управлять судьбой.

СTABPOС

Я вас покидаю. Желаю счастливого пути. А тебе, Алекос, желаю никогда не раскаиваться. (Целуются).

АЛЕКОС

Не бойся, я никогда не раскаиваюсь, разве только когда ничего не делаю. Прощай. Желаю, чтобы однажды и ты отправился вместе с нами. Море – оно огромно, надо только постараться, чтобы и сердце наше ему соответствовало.

СТАВРОС

Ты прав. Всё вокруг огромно, если сердце у нас не пустое. Прощайте. (Уходит).

Небольшая пауза. Атмосфера тяжелая, как перед бурей. Изредка сверкают низкие молнии. Движения и слова собеседников неловкие. Впечатление такое, будто каждый из них что-то скрывает.

ВАНГЕЛИС

(Грустно): Так, значит... Уезжаем...

АЛЕКОС

(С притворным энтузиазмом): Конечно, уедем.

СТАВРОС

(Вернулся, говорит с явным волнением): Алекос... На минутку... Я хотел...

АЛЕКОС

Да. (Подходит к Ставросу).

СТАВРОС

(Вынимает из кармана пиджака небольшой сверток в белой бумаге). Знаешь. Это книга... тебе в дорогу... Когда-нибудь... когда время будет... (Взволнованно, почти с трудом, будто выдавая некую тайну): Это книга, которую ты любил...

АЛЕКОС

(Также взволнованно): О... «Обрученный...»

СТАВРОС

(С горькой улыбкой): Да... «Обрученный с морем».

АЛЕКОС

Спасибо, Ставрос.

СТАВРОС

Это я благодарен тебе, Алекос. (Небольшая пауза). А теперь – спокойной ночи. И счастливого пути.

АЛЕКОС

Спасибо, Ставрос. Спасибо тебе за все.

СТАВРОС

И тебе спасибо. (Обнимаются и целуются в обе щеки. Ставрос уходит ссутулившись).

Алекос возвращается к капитану Вангелису, который во время предыдущей сцены медленно прохаживался, заложив руки за спину. Алекос держит книгу обеими руками, словно лаская ее.

ВАНГЕЛИС

(Неуверенно): Значит, сегодня вечером.

АЛЕКОС

Да, сегодня.

ВАНГЕЛИС

И тебе ничуть не жалко уезжать из родных мест?

АЛЕКОС

Ничуть. (Подходят к скамье, садятся).

ВАНГЕЛИС

Не жалко, говоришь. Я так думаю: ты просто ничего не любишь.

АЛЕКОС

Море.

ВАНГЕЛИС

А если тебя кто-то любит и огорчится, когда ты уедешь...

АЛЕКОС

Что ты хочешь сказать?

ВАНГЕЛИС

Может быть... Слушай, Алекос, мы с тобой мужчины и должны говорить откровенно. Ты любишь Варвару?

АЛЕКОС

Как и весь мир. Но ее еще больше, потому что она сама – целый мир.

ВАНГЕЛИС

Тогда почему же ты ее оставляешь?

АЛЕКОС

Люблю ее, как человека. Не больше. Понял теперь?

ВАНГЕЛИС

Понял. Но, может быть, она... Потому что перед тем, как я пришел сюда, она нашла меня и говорила о тебе сначала сердито, а потом... Но была она, как бы сказать... расстроена.

АЛЕКОС

Нет, все не так, как ты думаешь.

ВАНГЕЛИС

Значит, ты не любишь ее так, как мне казалось... Потому что ты так заботился о ней, все расспрашивал... Я и подумал, что может быть... Значит, нет? А?

АЛЕКОС

Нет.

ВАНГЕЛИС

Поклянись.

АЛЕКОС

Клянусь морем.

ВАНГЕЛИС

Дай руку, Алекос, и считай меня своим другом. А ведь знаешь... Я тебе раньше не говорил... Много лет прошло с тех пор, еще до того, как она обручилась с Тимиосом. Я люблю Варвару.

АЛЕКОС

Она достойна любви. И ты ее достоин.

ВАНГЕЛИС

Правда? Тебя это не задевает?

АЛЕКОС

Меня это радует. И Варвара, конечно же, полюбит тебя.

ВАНГЕЛИС

Нет. Она меня не любит. Я ей тысячу раз предложение делал. Только она и слушать не хочет... Ничего... Лишь бы никого другого не полюбила.

АЛЕКОС

А я так думаю, настанет день, когда и она тебя полюбит. Поймет твое сердце, и тогда... (Машинально продолжает поглаживать книгу, которую держит в руках).

ВАНГЕЛИС

Не верю я в это.

АЛЕКОС

Еще есть время. Не надо отчаиваться.

ВАНГЕЛИС

Время ни в чем не поможет. Мне не надо драться с человеком в рукопашную... Мне приходится бороться с призраком Тимиоса...  Как победишь тень? Мне кажется, она все еще любит его.

АЛЕКОС

Я в это не верю. Варвара здоровый живой человек. Она не может любить тень утопленника.

ВАНГЕЛИС

Послушай, что я скажу. Сначала я тоже так думал. Говорил себе: это у нее пройдет... Месяц-другой, пять, десять... Ничего подобного... И вот теперь хочу признаться тебе в том, что столько лет терзает мне душу... Ты мой друг, потому и откровенничаю с тобой. Сначала, когда она обручилась с Тимиосом, я чуть не лопнул от злости. Места себе не находил ни на суше, ни на море. Все время хотел уйти от нее подальше и все время к ней возвращался. Она ничего не подозревала. Я часами просиживал с ней и говорил о Тимиосе, чтобы узнать, как сильно она его любит. А она относилась ко мне, как к брату. Понимаешь теперь, что мне пришлось пережить. Я взял Тимиоса к себе на корабль, чтобы постоянно видеть его и понять, за что она его так любит. Когда я узнал, что Варвара пошла по дурной дороге, я не мог этого вынести, хотя внутренне обрадовался. Надеялся: теперь Тимиос ее бросит. Каюсь тебе в своем грехе. Самого его я тогда не утешал вовсе. Наоборот, говорил: раз все люди так говорят, даже ее мать, значит, так оно и есть... Еще больше раздувал эти сплетни перед ним. Скажешь, это было подло. Да, подло. Я не знал, что делать. Не спал ночами, совсем с ума сошел. Звал к себе Тимиоса и так, и эдак заставлял говорить о Варваре, чтобы имя ее услышать. Говорил ему, что он прав, а ее ругал за то, что верность не сохранила, опозорила его. Это я подтолкнул его к смерти... Да, теперь я раскаиваюсь. Когда Тимиос пришел ко мне и принес кольцо, чтобы я вернул его Варваре, потому что, – сказал он, – он уедет и в наши края больше никогда не вернется, я догадался, что он задумал утопиться. Но не удерживал его и утешать не стал. Притворился, будто сожалею. А самого радость просто распирала... Я дождаться не мог, когда же он решится умереть. Теперь тебе хочется плюнуть в меня?.. Плюнь, будешь прав. Но если бы ты мог меня понять, почувствовать, ты пожалел бы меня. Сам я столько раз сожалел о своем обмане. Так вот Тимиос и погиб. Я больше не сдерживался. Считал, что освободился от наваждения. Меняю курс... Возвращаюсь обратно. Бегу к Варваре. Рассказываю обо всем и плачу, как ребенок. Она думала, я Тимиоса оплакиваю. Я позволил ей так думать. И вместо того, чтобы я ее утешал, она утешала меня, как сироту, гладила по голове, глядела на меня с сочувствием и называла братом. С тех пор мы встречаемся, чтобы поговорить о Тимиосе. Она относилась ко мне с любовью. И я стал верить, что постепенно смогу завоевать ее. Но я ошибся. Тимиос встал между нами еще более живой и сильный, чем был при жизни. Столько лет я воюю с тенью и все еще не победил ее... (Пауза. С трудом произносит): Вчера вечером мне показалось, что ты его победил и занял его место. Потому-то и решил взять тебя с собой... Чтобы не оставлять тебя рядом с ней. Это правда. Думай обо мне теперь, что хочешь. Ругай, плюй мне в лицо, бей меня – я все приму. Чего ждешь? Я сложил руки. Бей меня, сколько сможешь. Сюда, в морду, кулаками, пинками – как сумеешь. Избей меня до полусмерти. Да, я совершил все эти подлости. Но я не злой. Клянусь морем – оно нас слышит. Ты что – не презираешь меня? Не плюешь?

АЛЕКОС

Наоборот, считаю тебя еще больше своим другом. (Снова поглаживает книгу).

ВАНГЕЛИС

Я тебе еще не все сказал. Знаешь, с каких пор я знал, что Варвара не такая, какой люди ее считали? Не знаешь. Я еще в первый месяц об этом узнал. Подкатился к ее мачехе, стал ей глазки строить, подарки носить, чтобы все вызнать. Постепенно она мне во всем призналась. Что у нее была связь с одним капитаном, и как однажды вечером ее братья устроили засаду с намерением ее убить. Но вмешалась Варвара, и чтобы спасти мачеху, сказала, что это был ее любовник. Теперь ты можешь подумать, что я не рассказал обо всем тогда, чтобы выгородить мачеху Варвары.

АЛЕКОС

Так я и думал, да ты и сам сказал мне вчера вечером, что молчал, желая спасти мачеху Варвары, ждал, пока она не уедет отсюда. А после рассказать всю правду и уберечь Варвару от сплетен.

ВАНГЕЛИС

Да нет же, не так. Соврал я тебе вчера. Обманулся и ты, и все люди. Не так я хорош, как вы думаете. Другое было у меня на уме. Скажешь, материю с кольцом я скрывал, потому что дал клятву Варваре. И это вранье. Пусть. Но с другой историей никакая клятва меня не связывала. Я свободно мог о ней рассказывать. И мачеху Варвары я спасать не собирался. Другая причина затыкала мне рот. Сегодня я все скажу, чтобы облегчить душу, и пусть ты плюнешь в меня, как в дохлятину. Так вот, слушай: я не рассказывал об этом, потому что хотел, чтобы люди считали Варвару путаной. Я радовался, зная, что больше никто ее не полюбит, никто не приблизит ее к себе, и я смогу свободно сидеть рядом с ней, открывать перед ней свое сердце, чтобы она смогла отделить меня от всех остальных и в один прекрасный день, может, и полюбит меня. Радовался я тому, что мир ее отверг. Но сам-то я знал, что она не такая. Да если бы и была такая – мне все равно. Пусть ею все владеют, думал я, а не один только, кто взял бы ее всю. Потому-то я и скрывал правду.

АЛЕКОС

Зачем же ты тогда вчера мне все рассказал? Специально для этого заявился ко мне за полночь?

ВАНГЕЛИС

Да, теперь я и в этом сознаюсь. Мне показалось, будто ты любишь Варвару, потому все и выложил тебе. Ты с ней так говорил, что я поверил: у тебя в душе что-то к ней пробудилось. Сидеть спокойно больше я не мог. Подумал: если Алекос полюбил ее такой – отвергнутой и несчастной, если она нравится ему такой, какой знает и видит ее и он сам и все остальные, может, на него и не произведет впечатления, когда он узнает, что она не такая, как он себе представляет, что она – страдающая девушка с горькой судьбой. Так я думал. И потому все тебе выложил. Скажешь: глупо думал. Но тот, кто любит, не понимает, что глупо, а что нет. Каждую минуту он все больше запутывается сам в сетях, которые расставляет для других. Не понимает, что с ним происходит. Бросает кости, играет ва-банк. Бьется в потемках, не зная и не видя ничего, кроме своей любви. Я погрузился в грязь, утонул в грязи. Кусал губы, руки, чтобы не стонать. Ненавидел себя. Но, что хуже всего – никогда не раскаивался в своих мерзостях. Если бы пришлось начинать все снова, я мог бы поступить так же, а то и похуже. Врать, убивать, безумствовать, только бы ее заполучить. Видишь теперь, какой капитан Вангелис добренький мерзавец? Что теперь скажешь? Не презираешь меня? Не бьешь? Не сдираешь с меня кожу ногтями? Правда же, я это заслужил, чтобы ты содрал с меня кожу и подвесил на крюке посреди площади, как освежеванного козла, чтобы все прохожие плевали на меня. (Небольшая пауза). Знаю, теперь тебе и стоять рядом со мной стыдно.

АЛЕКОС

О, капитан Вангелис... (Засовывает книгу в карман пиджака).

ВАНГЕЛИС

Ты не презираешь меня за все, что я тебе выложил?

АЛЕКОС

Я еще больше люблю тебя. Ты похож на Варвару.

ВАНГЕЛИС

Значит, ты и Варвару любишь...

АЛЕКОС

Так же, как и тебя.

ВАНГЕЛИС

Если ты любишь ее, то не должен уезжать. Алекос, заклинаю тебя: не думай обо мне, думай только о Варваре. Не надо ей больше страдать в этой жизни. Да, да это я тебе говорю. В начале нашего разговора я хотел, чтобы ты пожалел меня и отказался от Варвары ради нашей дружбы. Теперь я этого не хочу. Оставайся с ней. Матерью твоей заклинаю: будь с ней рядом, дай ей хоть каплю радости... Слушай, Алекос... Какая польза от того, что я мог бы дать ей хоть весь мир, если она меня не любит? Ей, может быть, один волос с твоей головы ей дороже. Останься, говорю тебе. А я уеду. Может, больше и не вернусь сюда... Хотя – нет. Вернусь, чтобы увидеть ее веселой у тебя в руках, и пусть я умру. Ты достоин Варвары.

АЛЕКОС

Я поеду с тобой...

ВАНГЕЛИС

Поклянись, что отказываешься от нее не во имя нашей дружбы, что едешь по велению сердца. Поклянись...

Входит Варвара.

ВАРВАРА

Добрый вечер.

АЛЕКОС

Добрый вечер, Варвара.

ВАНГЕЛИС

Привет, Варвара. Присядь с нами.

ВАРВАРА

Я искала вас, попрощаться хотела.

ВАНГЕЛИС

Мы и сами собирались пойти к тебе. Даже лучше, что сама пришла. Двойную радость несешь нам? Алекос говорил мне...

ВАРВАРА

Полчаса, как я ушла из дома дяди Стефоса.

АЛЕКОС

Как Анника себя чувствует?

ВАРВАРА

Сейчас она спокойна. Очень спокойна. Еще в полдень просила меня оставить ее одну, хотела поспать. Но я побоялась уходить. Сидела с ней, пока вечер не наступил. Она к тому времени успокоилась, говорила так, будто ничего не случилось. Слава Богу, все кончилось. Теперь она спит... Я предупредила дядю Стефоса, чтобы он присматривал за ней и сообщил мне в случае чего... Наверно она еще спит. Скоро я опять к ней пойду...

АЛЕКОС

Это хорошо. Жаль было бы, если бы она, существо такое доброе, погибла так рано.

ВАРВАРА

Это правда. Она добрее, чем мы можем себе представить.

ВАНГЕЛИС

А погода меняется. Тучи все гуще, наверно буря разразится. Чую, сирокко задует. Я вас оставлю, пойду посмотрю, все ли готово... Сначала пойдем на лодке к другому причалу, мой корабль там стоит на якоре.

АЛЕКОС

Так и я с тобой пойду.

ВАНГЕЛИС

Не к спеху. Сперва я сам погляжу, все ли, что нужно, готово. А ты приходи через полчаса. Незачем тебе сейчас со мной тащиться.

АЛЕКОС

 Как хочешь. Только не отчаливай без меня. Я через пять минут...

ВАНГЕЛИС

Ладно. А теперь прощай, Варвара, и молись за нас.

ВАРВАРА

Прощай, капитан Вангелис. Молиться за вас не проси – мои молитвы не доходят. Только больше зла могут вам принести. Море отнимает у меня все, что я люблю. Поэтому поостерегись...

ВАНГЕЛИС

Теперь я понимаю, почему меня море не брало. Раз ты теперь так говоришь, я буду просить его взять меня. В последнюю минуту вспомню твои слова... Не обижайся, Алекос... Иногда мне нравится пошутить. Прощай, Варвара. (Уходит).

ВАРВАРА

Прощай...

Небольшая пауза. Издали доносится музыка.

АЛЕКОС

Ты все еще сердишься на меня?

ВАРВАРА

Какая тебе разница, сержусь я или нет... Не будем больше об этом. Ножом отрезано, и даже больше – с корнем вырвано.

АЛЕКОС

Так должно было случиться.

ВАРВАРА

Должно было... хм... Как знать, что должно было... (Небольшая пауза. Baрвара перебирает пальцами коралловые бусы). Уезжаешь, значит? Сегодня вечером?

АЛЕКОС

Да, уезжаю. (Достает из кармана книгу, чтобы чем-то занять руки).

ВАРВАРА

Будешь путешествовать... Мечтал об этом... Море...

АЛЕКОС

Ты не знаешь, что значит для меня море...

ВАРВАРА

Никто ничего не может знать о другом человеке... А море – да, оно прекрасно. Оно умеет петь с утра до вечера, каждую минуту другую песню. А мы знаем всего одну, да и ту не можем спеть.

АЛЕКОС

Да, все так, как ты говоришь. Каждую минуту море поет другую песню, каждую минуту тысячу песен. Чтобы прослушать их все и насладиться ими, надо совсем не спать. И не надо слушать никого другого. Тогда в голосе моря услышишь голоса всего мира.

ВАРВАРА

Верно. Никого больше не надо слушать.

АЛЕКОС

Ребенком я часами просиживал на берегу и слушал. И теперь я не смогу объяснить тебе, что тогда чувствовал. Сердце мое раздувалось, как парус, наполнялось солью и ветром и уносило меня далеко-далеко – по всему миру. В бурю я старался стоять поближе к краю берега, чтобы брызги падали мне на лицо. Мне казалось тогда, что я и море – одно целое. Мозг мой был как осьминог – вытягивал щупальца, бил ими по волнам, вытягивал их и касался четырех точек горизонта. Намокнув, я смеялся. Кричал морю, но голоса своего в реве бури не слышал. А когда в сумерках я возвращался домой, мне все казалось чужим: и наш стол, и лампа, и кровать. Громкий голос снаружи снова звал меня: иди, иди... Я убегал от мамы и вечером опять шел к морю. Ложился на песок и слушал, как смеются, танцуют и поют ветры, волны, рыбы; как свистят морские русалки в большие раковины; слушал истории, и плач, и стоны; уходящие корабли, визг лебедок, крики рабочих в порту, стук молота в кузнице – все эти звуки сливались в один голос. А когда я снова возвращался в город, то в каждом стуке, в каждом голосе человека или животного я узнавал голос моря... Так я верил, что все мы вместе составляем море и если запоем все вместе, то наша песня будет красивее песни моря.

ВАРВАРА

Если все мы объединимся... Да, тогда запоем...

АЛЕКОС

Знаешь, когда я был мальчишкой, всегда клал себе под подушку раковину, чтобы слушать ее пение во сне. Ты замечала, как гудят раковины – будто вместили весь океан... Но... Задержался я. Пора идти. Капитан Вангелис ждет меня. (Засовывает книгу в карман).

ВАРВАРА

Да. Тебе пора...

АЛЕКОС

Ты не хотела бы когда-нибудь, в другой рейс, пойти вместе с нами, отвлечься от всего? Капитану Вангелису очень хотелось бы взять тебя с собой.

ВАРВАРА

Я уже наездилась, хотя и не покидала суши. Иди, Алекос.

АЛЕКОС

Прощай, Варвара. Не хочу, чтобы ты сердилась на меня.

ВАРВАРА

За что? Прощай... Счастливого пути...

АЛЕКОС

(Спускается по лестнице в порт. Оборачивается, машет Варваре рукой). Прощай... (Исчезает).

ВАРВАРА

Счастливого пути... Счастливо... (Рукой, поднятой для прощального приветствия, закрывает лицо. Остается на некоторое время в этой позе. Слышатся сдавленные всхлипывания, похожие на смех. Потом открывает лицо и падает возле парапета). Всё. И этот ушел. Ничего мне не осталось. Ушел... Счастливого пути... (Вскакивает и поворачивается к морю. Дует все усиливающийся ветер). Эй ты, море... Его тоже забрало. Это тебе подарок. Забирай теперь и свои кораллы. Цветы моря на суше не растут. Цветы земли тоже в море не растут. Думаешь, ты меня победило. Как бы не так. Чем больше ты у меня отнимаешь, тем сильнее я становлюсь. Думаешь, только у тебя сила? Посмотри на мои глаза: я не плачу, слезы не льются. Ты никогда не увидишь меня заплаканной. Дуйте, ветры. Седлайте волны. Швыряйте корабли. Пусть набегают тучи и всё кругом ревет, Я буду здесь встречать молнию. Тебя, море, колышит каждый ветерок, сирокко сотрясает. Меня ты не потревожишь, и никто другой не потревожит. Гляди: вот я стою возле статуи, сама, как статуя... Дуйте, ветры... Теперь я свободна. Мнe нечего терять, нечего выигрывать... Мантос! Эй, Мантос! Иди сюда. Достань свою скрипку и поиграй мне, а я потанцую. (Входит Мантос). Сыграй ту песню, ты знаешь. Слышишь, как свистят ветры и воют волны. Но песня молчания будет слышнее всех. Я весь день одна, не ругаю никого, и меня никто не ругает. Все кричат: Да здравствует Варвара. А кто-то кричит: да здравствует море. Кто? Да кто первый крикнул: да здравствует Варвара. Играй же. Что стоишь столбом и смотришь на меня, как дурак? Думаешь, я заговариваюсь? Не бойся. Меня не смогут победить ни жизнь, ни смерть, ни море, ни безумие. Играй же на своей скрипке, а я посмеюсь над безумием и над Варварой, которую теперь прославляют. Играй назло морю. Утопим его песню в своей.

Ветер дует и свистит еще сильнее. Молния разрезает горизонт. Доносятся раскаты грома. Мантос достал скрипку и делает вид, будто играет демоническими движениями. Варвара кружится в бешеном танце.

МАНТОС

Слушай эту песню,
теплую песню, черную кожурку
подбрось теперь в воздух-
твое первое и последнее обручальное кольцо.
Гав-гав-гав, пляшут позади
тысячи собак собачий танец.
Пляшут тени, змеи, ветры.
Вся земля пляшет и дрожит.
И ты тоже пляши.
Пусть черная земля поглотит нас,
ты ее ударь, пни ее ногой.
Эту землю – она возьмет нас –
бей ее, пинай ногой,
толкни так, чтобы содрогнулась,
треснула и раскололась.

Варвара поет вместе с Мантосом:

Эту землю – она возьмет нас –
бей ее, пинай ногой,
так толкни, чтобы содрогнулась,
треснула и раскололась.

Запыхавшись, Варвара падает на землю.

ВАРВАРА

(Смеясь сквозь слезы): Где твои собаки, Мантос? Кликни их, пусть прибегут. Мы им не лапы перевяжем, а глаза и уши. Чтобы ничего не видели и не слышали. Вот они, пришли твои собаки.

МАНТОС

Нет не придут они больше, сударыня.
Они тоже людей забоялись.
Забоялись, зарылись под землю.
Если хочешь, мне глаза завяжи,
чтобы я ничего не видел, или видел,
как вот эта каменная дева.
Она из камня, но похожа на тебя.
Глянь на нее. Вчера всю ночь одна
стояла здесь с открытыми глазами.
Теперь же их она закрыла –
Ни на кого и ни на что смотреть не хочет.
А может и опять увидеть хочет,
как все внутри у ней сияет и цветет.

ВАРВАРА

Дай, Мантос, я тебя поцелую. В лоб. (Яркая вспышка молнии, раскат грома. В блеске молнии ясно видно, как Варвара целует Мантоса, а он утирает слезы). Мне хотелось кого-нибудь поцеловать. Прости меня, Мантос. Целуя тебя в лоб, я целовала другого. Ты все чувствуешь, все понимаешь. А теперь спокойной ночи, Мантос. Вспоминай обо мне иногда и играй на скрипке ту песню, какую мне сегодня играл. (Ветер дует еще сильнее). Будь здоров и весел, Мантос. Нынче ночью Варвара уснет вместе со всем миром.

Мантос, стоя на коленях, закрывает футляр. Варвара уходит, но в этот момент входит Стефос и с ним несколько человек с фонарями.

СТЕФОС

Варвара, дочка моя, ты Аннику не видела?

ВАРВАРА

Аннику? Да ты что... Разве она не дома?

СТЕФОС

Нет. Я очень устал и задремал у ее изголовья. А когда открыл глаза, ее уже не было. Она ушла с полчаса назад, я и уснуть толком не успел.

ВАРВАРА

Бегите скорее, обыщите весь берег. Вы сюда, вы в другую сторону. А вы вниз по лестнице, ищите в порту. Скорее, как можно скорее.

Все быстро расходятся. Подходят другие: матросы, старики, женщины. Все расспрашивают про Аннику: Куда она пошла? Как? Как ушла? Разве с ней никого не было? А отец? Что? Анника? Да, Анника...

ОДИН

Надо же, одну бросили.

ДРУГОЙ

Дядя Стефос, как же ты мог ее оставить?

СТЕФОС

Не трогайте меня, ребята, в моем горе. (Мечется, как потерянный). Анника... (Убегает направо).

ВАРВАРА

И зачем только я ушла от нее. Дурная моя голова. (Подходит к краю набережной и кричит): Анника... Анника... (Возвращается обратно). Нет, кричать не надо. Не надо звать ее, она может испугаться. Мне самой надо бежать. (Бежит к лестнице в порт. Люди бегут за ней).

А ветер все усиливается. Издалека доносятся крики: Анника... Анника... Входят и уходят люди с фонарями. По лестнице поднимаются Алекос и капитан Вангелис с Анникой на руках.

ВАРВАРА

Что с ней? Обморок? Что ты ее так держишь? Где она была? Анника, Анника... (Хватает ее за бессильно свисающие руки). Господи... Что это.. Анника... Анника, ты меня видишь? Слышишь?.. Я, сука, оставила тебя одну... Анника... Нет, этого не может быть... Не может быть. Скажи же хоть словечко, Анника. Погляди на меня, сестричка... (Окружающим): Что уставились, разинув рот? Быстро за врачом... Быстрее... Где он?

ВАНГЕЛИС

Поздно. Анника утонула. Натолкнулась на нашу лодку, когда мы отплывали.

ВАРВАРА

Анника... Анника... Морская ты моя невестушка. Это я обручила тебя с морем... Я... Я...

АЛЕКОС

Не надо, Варвара.

ВАРВАРА

Не трогай меня. Не прикасайся... Никто из вас Аннику не знает. Сестренка моя... Анника...

СТЕФОС

(Прибегает, запыхавшись), Анника, детка моя, это я, я твой убийца. Как буду глядеть теперь Богу в лицо? Как свет дня посмотрит на меня? Открой глазки, доченька, открой хоть на миг, погляди, как плачет твой мучитель. А потом иди обратно... Не отвечаешь? Не жалеешь меня? Похолодели твои ручки... Я бил их... Наверно на них и сейчас синяки от моих побоев. Ручки твои... Как я буду жить без тебя, детонька? Дай ручку, возьми меня с собой... Что? Ты опять меня боишься? Не веришь больше, что я тебя люблю? Так меня Бог наказывает. А ты, доченька, ты была такая чистая, такая добрая, ведь ты не можешь держать зла на меня? Не расстраивайся... Нынче я сам, своими руками кидал в тебя камни. Кто теперь меня, пса несчастного, убийцу пожалеет? Если бы ты, доченька, могла меня видеть, ты первая пожалела бы меня, глаза мне вытерла бы. Я сам себя осиротил, ослепил... Анника, дочка моя... Анника...

ВАРВАРА

Анника, сестренка... Взвалила себе на плечи все наши невзгоды и ушла. Нам оставила самое большое несчастье – видеть тебя такой... Кто теперь нас простит? Никого больше у меня не осталось. Прости, что сама себя жалею... (Людям): Что стоите? Отнесите ее в кроватку, пусть отдохнет. Ей спать захотелось, и она уснула... Спокойной ночи, сестренка... Спокойной ночи... (Все постепенно уходят направо. Варвара отделяется от них и возвращается на площадь. Стоит перед статуей, сама словно мраморная. Говорит со статуей страдальческим, но твердым голосом): Узнаешь меня? Тебе тоже спокойной ночи. (Уходит налево. Статуя светится изнутри).

На некоторое время сцена остается пустой. Потом входит Мантос, за ним Вангелис.

МАНТОС

Я видел, как она здесь проходила. Беги.

ВАНГЕЛИС

(Кричит): Варвара... Варвара...

Вбегает Алекос. Хватает Вангелиса за плечо.

АЛЕКОС

Ты куда?

ВАНГЕЛИС

За Варварой. Кажется, она...

АЛЕКОС

Пойдем, надо корабль понадежнее закрепить. Буря все усиливается.

ВАНГЕЛИС

До корабля нам сейчас... Варвара... Бежим, может быть, еще успеем.

АЛЕКОС

Я на корабль.

ВАНГЕЛИС

Катись ко всем чертям, куда хочешь... (Бежит, бормоча): Бессердечное существо... (Кричит): Варвара... Варвара...

МАНТОС

Вон она... Видел, как сверкнула? Там, на высокой скале...

Между тем Алекос проходит к лестнице в порт, затаившись, наблюдает за Вангелисом. Издалека доносится голос Вангелиса: «Варвара... Варвара...» Сцена на некоторое время остается пустой. Потом вновь появляется Алекос.

АЛЕКОС

(Тревожно): Догонит ли? Не видно их больше. Боже мой... (Сверкает молния). Вон она, вон она... Он успеет. Опять темно, ничего не видно... Господи, хоть бы он успел. Тогда она поверит в его любовь... И тогда... Тогда... А я уеду. Моя невеста – море. Эй, море! Ты никогда не плачешь, только поешь... (Подходит к статуе). А ты, госпожа морская, что скажешь? Улыбаешься? Улыбаешься... Смотри, я тоже улыбаюсь... (Вытирает глаза, прислонившись к плечу статуи).

Яркая молния прорезает горизонт. Еще раз слышится голос Вангелиса, зовущий Варвару. Словно бы в ответ ему раздается сильный раскат грома. Алекос медленно спускается по лестнице в порт.

Занавес остается открытым.

В ту же минуту справа вбегает Антонис, направляясь к будке кир-Статиса.

АНТОНИС

Эта линия больше не нужна. Поезда по ней больше не ходят. Все заброшено. Никакой жизни. Ни звука не слышно. Заберу свой узел и прочь отсюда. Буду ездить на новом поезде по новым линиям. Путешествовать приятно: огни, города, люди. Эй, кир-Статис, тащи мой узел, и я уйду... Ба, он меня не слышит. Что это с ним. Слышит же он гудок паровоза чуть не за тысячу верст... Теперь, видно, решил: раз поезда не ходят, пусть уши поспят. Эй, кир-Статис... Кир-Статис. Видно, крепко заснул. (Подходит к будке, стучит сначала потихоньку, потом все громче. Заглядывает в окошечко и отшатывается. Снимает кепку и с минуту стоит неподвижно). Умер... А кошка все еще на коленях у него сидит... И рука его окоченевшая у нее на спине... Глаза у кошки светятся в темноте, как паровозные огни – их издалека видно... А теперь в дорогу. Не могу я оставаться здесь, где смерть... Пойду, к новым поездам. Вон, там в тени, мне уже улыбается молоденькая черноглазая девушка... Глаза, у нее блестят, как огоньки нового поезда. И улыбка у нее светлая. Иду я, иду. (Уходит быстрым шагом).

Издали доносится гудок паровоза и веселая музыка.

ЗАНАВЕС

Афины, ноябрь 1942