|
Короче
говоря, он не пришел. Мы простояли
на остановке полтора часа,
выражая свое нетерпение всякими
словами. Вокруг маленького
островка с прохудившейся крышей
то стихал, то вновь оживал ветер.
От нас шарахались автобусы и
пассажиры. Их подозрительные
взгляды – уж слишком мы долго
стоим – сопровождали каждую
минуту нашего ожидания. Март
оказался на редкость теплым.
Только в самых затененных уголках
двора под слоем грязи скрывались
снежные фантомы. Земля сочилась и
пахло мокрыми корневищами.
Простудные сквозняки и теплая
слякоть. Курить не хотелось, но
вот пива душа жаждала как манны.
Мы остановились у ларька.
Поразмышляли, что делать. Дали
бомжу несколько монет. Безделье и
скука следовали за нами по пятам:
то обгоняя, то сонно зевая рядом.
Шли дальше. Проскочили на красный
свет, едва увернувшись от машины,
которая, в отместку, обдала нас
грязью из лужи. Рядом жил мой друг
и мы решили зайти к нему. Под
ногами оказалась банка, быстро
превращенная в мяч. Путь был
скрашен азартной игрой:
распасовки, голы, обход справа и
даже одно пенальти. Праздный люд
косил в нашу сторону – чудные и
шумные, казавшиеся странными и
чужими посреди этого города.
Консервный футбол вдруг стал
превращаться из забавы в действие,
накалявшее атмосферу вокруг.
Словно каждый удар выбивал нас из
окружающей статики, наполненной
ясным светом и слабым теплом.
Казалось только капель радуется
вместе с нами. Все прочее было
спрессовано в немо раскрытые рты,
в слепые и злые глаза болельщиков
иной команды, невидимой, но
играющей по правилам, известным
местным людям – местным всегда –
вне местности, вне географии и
топографических координат.
Впрочем, нам все было безразлично.
Да и стоило ли обращать на это
внимание, когда с каждой новой
волной южного ветра, как после
кашля, клокотало в груди
воодушевление, медленно
распрямлявшее наши крылья. "Ладно
уж, пиво тому виной", сказал кто-то
из нас и мы рассмеялись. В природе
узнавались строчки из школьного
учебника, давно впрочем забытого,
но что-то весеннее – капель,
журчанье всяких там ручейков, да
птичий щебет – все совпадало. Кто-то
попытался декламировать,
присочиняя забытые куски и между
слов пуская струйки табачного
дыма, вызывая общее веселье и как
бы подзадоривая март – ну что ж,
мол, ты, давай-давай. У наших ног
зарезвился маленький серый
пудель. Стайка девушек прыснула
со смеху, проходя мимо нас. А
декламатор поставил финальный
аккорд, отправив помятый жестяной
мяч в ворота, которыми послужила в
этот раз лавочка, сбитая осенью
соседом моего друга, столяром в
отставке. В момент, когда мы
заходили в подъезд нам в спину
ударил порыв, хлестнув по
затылкам, метнув в открывшуюся
дверь мятую газету, парочку
прошлогодних листьев, песочную
пыль. Затем ветродуй взметнул
вверх. Вскарабкавшись по отвесной
стене он с детским азартом начал
трясти антенны, разгуливая на
плоскости крыши. Телевизоры
зарябили. Жильцы, занятые
активным воскресным отдыхом,
заерзали на диванах и креслах. А
ветер прыгнул на соседнюю крышу и
дальше, дальше: огибая по
диагонали этот жилой массив,
иногда путаясь в голых кронах,
которые, казалось, были
специально расставлены словно
силки охотником, чье имя – город.
Дальше на пути воздушного потока
лежала промзона: заводы, склады,
ТЭЦ; и все это скрывало горизонт
трубами, блеклыми коробками
корпусов, бесконечными заборами,
опоясанными поверху колючей
проволокой. Но бетонные стены,
ржавеющие останки железных
монстров, разбросанные то здесь,
то там, масляные разводы на тающих
сугробах, короче, все это не
привлекало, и ветер, покружив у
огромной кирпичной трубы, двинул
обратно. Он спустился к самой
земле: сорвал шапку с прохожего, у
ребенка из рук вырвал воздушный
шарик и понес его в высь, но в игре
забыл оглянуться и шарахнулся в
открытое окно, где играла музыка и
мы сидели болтая о давешнем
концерте в маленьком клубе на
набережной в ожидании кофе по-турецки,
который пообещал мой товарищ.
Красный шар с нарисованным
драконом повис возле люстры. Мы
помолчали, глядя как нитка
болтается посреди комнаты, словно
предлагая себя. Словно это был "cдудок"
(как говорила небезызвестная Сова),
который пригодится для звонка, и
за который нужно лишь дернуть,
чтобы что-то случилось. Но что? Мы,
искушенные в неожиданностях,
поняли вдруг: произойти может все,
что угодно, но главное уже
случилось. Алое пятно под
потолком – всего лишь знак некой
свершенности, в которой волею
судьбы мы приняли участие. И этот
шарик, и свисающая веревочка
могут рождать в наших головах
миллионы ассоциаций, сеть
надуманных правдоподобий тщится
воплотить себя в наших делах и
поступках, но тут само "неведомое"
говорит с нами на своем языке. И мы
должны расшифровать его. И вот, мы,
юные шлиманы, забыв о новой
пластинке, которую до этого
обсуждали, затянули разговор о
смысле случайностей. В то время
как внизу стояла девочка и
высматривала окно, в котором
скрылся ее шарик. Когда нить
выскользнула из рук, девочка
заплакала. Она думала, что он
обязательно погибнет, задев сухую
ветку или провод – из тех, что
обильно растянуты между домами,
столбами, будками и киосками. Но
вдруг, сквозь слезы она увидела,
как шарик влетел в чье-то окно и ее
сердце наполнилось ожиданием.
Маленький ребенок стоял во дворе
и думал, что это спасение для
шарика, который ожидала грустная
судьба. Посреди неба, в серебряных
облаках. А ветер облетал дом, то и
дело заглядывая к нам,
расстроенный потерей игрушки. А
мы на пятом этаже расхаживали по
комнате, не подумав выглянуть в
окно, и рассуждали о символах. А
шарик болтался над нашими
головами, как красный фонарь над
покоями избранной императрицы, и
новомодная японская группа
играла музыку в стиле французских
детективных фильмов 60-х годов,
расписав партитуру для всех
джазовых инструментов плюс
сэмплы, диджейский пульт и
мастерство программиста. Воздух в
городе медленно зрел, уже
наполненный пыльцой весны и
глубоко в земле начали бурлить
соки, и корни деревьев оживали, и
одуряющая влажность, и хотелось
потянуться, замахать руками,
пробежаться, чтобы почувствовать
приятную усталость в мышцах.
Чтобы почувствовать как жизнь
струится невидимыми токами
вокруг. Ведь наш не появившийся
друг, замысловатый дракон на
красной поверхности шара, надежда
в глазах девочки, музыка, звавшая
в погоню и бегство одновременно, и
ветер, уже забывший о нас, и
умчавшийся дальше по лабиринту
улиц, парков и подворотен
большого города – все это было
приключением с сюжетом, во первых
строках еще не проявившимся, но
обещающим многое – как праздник,
как любой миг весны. Долгожданной
и хрупкой. Полной золоченых
глубин и сумеречных ароматов.
Сейчас, никогда.
ПС № 33
от 26 марта 1998 г.
|
