Роман с русским языком у Мустафы Озтюрка случился давно. Начать следует, пожалуй, с того, что еще в детстве он читал русских авторов в переводах. Однако истинное знакомство с языком и культурой нашей страны началось для Мустафы, когда он поступил на факультет русского языка и литературы университета Анкары. Поначалу он и не думал, что филологическое образование подарит ему второй родной язык, вторую родную культуру. Но так случилось. И привело это в итоге к тому, что Мустафа приехал в Россию, живет здесь и пишет, и пишет порой даже по-русски.
Мустафа Озтюрк родился в 1964 году в Чичекдагы, недалеко от города Кыршехир в Анатолии. Анатолия – один из беднейших земледельческих уголков Турции. Более двух миллионов выходцев из этих краев, за неимением возможности найти работу дома, уехали за границу. Отцу Мустафы повезло, он нашел работу в Анкаре. Семья будущего поэта перебралась в столицу и лицейские (школьные) годы Мустафы прошли в одном из ее беднейших кварталов.
В десятилетнем возрасте будущий поэт читал наизусть стихи суфийского поэта Юнуса Эмре, выходца из Средней Азии, современника Руми. Потом, конечно, были прочтены и Руми, и Хайям, и многие другие классики и современные поэты Турции. В частности Назым Хикмет, оказавший влияние практически на всю турецкую литературу нынешнего века. Тогда же, еще в школьные годы Мустафа познакомился с русской литературой и прочитал почти все переведенное на турецкий язык. Особенно полюбил поэзию Пушкина, Лермонтова, Блока, Есенина.
Тяга к знаниям, самообразованию была следствием не только внутренних его качеств, но и того, что юные годы Мустафы были связаны с молодежным революционным движением. По его словам, оно помогло многим его сверстникам осознать себя, свое место в мире, определить цели и научиться добиваться их. Знания в этом процессе занимали не последнюю роль. К тому же, ни для кого не было секретом, что уровень среднего образования очень низок и молодежь, желавшая учиться дальше, поступать в вузы, должна была рассчитывать скорее на свою пытливость, на самообразование.
Первое стихотворение Мустафа Озтюрк опубликовал в 1978 году в журнале "Енигюн" (Новый день). Первые литературные опыты Мустафы, как и у многих в его поколении, были сильно политизированы. Сам он называет тот, первый период творчества "периодом революционного романтизма", от которого он и его поколение позже отходили тяжело, через крушение идеалов и иллюзий.
Турецкая интеллектуальная элита в ХХ веке оказалась насквозь пропитанной левыми, социалистическими идеями. Не только общественная атмосфера, но и современная литература, поэзия, которую с запоем читали молодой Мустафа и его сверстники, подталкивали их поколение к революционным взглядам. Единственным отличием трех наиболее мощных поэтических течений Турции после 60-х годов была их формальная составляющая, в смысле содержания стихи поэтов трех "волн" не намного отличались друг от друга и были в известной степени ангажированными.
Первая новая волна, возникшая как реакция на военный переворот 1961 года, делала упор на элитарность, культивируя идею поэзии для поэтов, уход от действительности. Следующее мощное течение назвали Гариб (чудной, невероятный). Ярким представителем ее был Орхан Вели, который предложил использовать в поэзии исключительно народный турецкий язык, как это делал еще Юнус Эмре и другие турецкие поэты, противопоставившие искусственно созданному в былые века османскому языку (с массой арабских и персидских заимствований) простой язык улиц. Поэты же "второй новой" волны зачастую отказывали поэзии в необходимости смысла, активно эксплуатировали верлибр, экспериментировали с формой.
И все же политическая составляющая поэзии никуда не исчезала, как если бы эти процессы происходили не в Турции, а у нас, где рамки соцреализма были в свое время раз и навсегда установленными, и походили скорее на кандалы. Но, как выясняется, идеологические художественные принципы, навязанные советским писателям, имели в Турции много сторонников и приверженцев. Много позже, в середине 80-х Мустафа Озтюрк напечатает серию статей против порядком забытого у нас, но еще актуального среди турецкой поэтической молодежи ждановского догматического толкования социалистического реализма.
По окончании школы Мустафа планировал поступить в столичный университет Хаджит-тепе на факультет социологии, и даже проучился на подготовительном отделении. Но после военного переворота 1980 года вышел закон о реформе высшего образования, имевший крайне негативные последствия – многие ведущие ученые и преподаватели вынуждены были уйти из вузов. Случилось это и с факультетом, где Мустафа рассчитывал учиться. Смысла поступать, чтобы получить некачественное образование не было. Так возникла мысль изучать филологию. На русское отделение брали лишь пять человек, Мустафа оказался в их числе. Сказалось хорошее знание русской литературы.
Вскоре Мустафа с двумя товарищами-поэтами организовывает издательство. Они выпускают более десяти поэтических сборников и книги по теории литературы. Однако дело это, как и во всех других странах, не окупаемое и скоро издательство закрывается. Мустафа много печатается. Но теперь он, перестав публиковать стихи, чаще выступает в роли критика, культуролога. В 1985 году выходит его книга "Ненависть музыкальной семьи", посвященная современной музыкальной культуре.
По окончании университета в 1986 году Мустафа выступает и как переводчик на радио и телевидении. Он переводит четырехсерийный телефильм по роману Тургенева "Отцы и дети" и еще несколько российских картин. Выходит книга с его переводом пушкинской поэмы "Цыгане". Его перу принадлежат практически все статьи, связанные с Россией, в энциклопедии, которая выходит в эти годы в Стамбуле.
Несмотря на активность, по словам самого Мустафы, это были тяжелые годы. Военный переворот 1980 года не только потушил революционный огонь в массах, но стал началом (особенно для молодежи) периода депрессии. Интеллектуальная элита Турции оказалась раздавленной практически буквально: многие оказались в тюрьмах, ссылках, в эмиграции. Ушли иллюзии, ушла утопия, ушли политические убеждения – все, что доселе составляло смысл деятельности, активности и, можно сказать, жизни многих сверстников Мустафы, его товарищей. И его самого. Наверное, потому не пишутся стихи, поэтому плодом размышлений, чтения, ухода в себя (в поисках себя, своего языка, своего места в новой безыдейной реальности) становятся именно критические работы, эссеистика.
В 1991 году со строительной фирмой Мустафа уезжает в Россию. Три с половиной года он работает в Новокузнецке, а после недолгого перерыва возвращается теперь уже в Москву. Период внутренних поисков поэта продолжается и здесь. И именно в Сибири пересмотр поэтических ценностей, нащупывание нового языка, нового видения мира, поиски душевного равновесия, столь необходимого для творчества дают первые результаты. Мустафа вновь начинает писать, писать по-новому. Теперь на форму и содержание оказывает влияние не только обширный багаж литературных знаний, жизненный опыт и груз ответственности перед родным языком и культурой, но и новая, окружающая со всех сторон действительность, которая прорывается в мыслях, в словах, в образах.
В 1998 году в издательстве "Современный писатель" выходит первая поэтическая книга Мустафы Озтюрка "Тезисы любви". Подстрочный перевод в ней сделан автором. Примерно в тот же год Мустафа знакомится с Радием Фишем, тюркологом, переводчиком, пожалуй, как никто сделавшим для популяризации современной и классической турецкой поэзии у нас в стране. Плодом их знакомства стала новая книга стихов Озтюрка в переводах Р. Фиша, презентация которой состоялась в начале июня.
"Тезисы любви" и "Минус сорок" объединяют стихи, написанные турецким поэтом в России, и это не случайно. Вот что говорит об этом сам Мустафа: "Именно в России у меня сложилось истинное понимание поэзии и появилось осознание поэзии как неотъемлемой части моей жизни. Появился какой-то фильтр, с помощью которого я научился видеть предметы, понятия и образы в недоступной для глаза цветовой гамме. Великий турецкий кинорежиссер Йылмаз Гюней как-то сказал: "Каждый взгляд, каждая улыбка и каждый вывод на самом деле есть политическое действие". Выводя эту фразу из плоскости политики, хочу заметить, что мы, люди искусства, должны с большой ответственностью относится не только к людям, не только ко всему, скажем так, осязаемому и видимому, но и к словам, к мыслям, к представлениям. Жизнь вообще – зрелище, и в ней есть не только хорошее, есть и боль, грусть, трагедии. Видеть это не всегда возможно глазами, но если ты научишься это видеть, ты приобретешь и зрение, и свой язык, и свой голос".
Что ж, возможно это и есть мудрость. Мудрость поэта, мудрость мыслящего человека, выработавшего этику и эстетику особого поэтического зрения, видения мира во всех его чистых красках. Без этого – слепота, темнота. А нужно помнить, что "ты мертвец настолько, сколько в тебе темноты" (М. Озтюрк, Московская меланхолия, II).